Ротмистр Гордеев 3
Шрифт:
Неподалёку стоит Гиляровский. Ствол его револьвера дымится.
— Николай Михалыч, простите… Я… Я его упустил!
— Ничего, Владимир Алексеевич! Не надо себя винить! Уничтожим этого монстра в другой раз, — ободряюще произношу я.
— Полагаете, он будет? Этот другой раз…
— Обязательно.
Оставляю жандармов заниматься привычными делами: обыском помещений и допросом тех, кто не успел от нас смыться.
Находок много, включая несколько чемоданов с фальшивыми рублями, офицерский мундир с погонами капитана интендантской службы. Но больше
Штабс-ротмистра аж трясёт.
— Могу полюбопытствовать, что в них? — бросаю взгляд на бумаги через его спину я.
Перед глазами какие-то иероглифы, так что прочесть при всё желании не могу.
Сухоруков поворачивается ко мне, сначала хмурится, но потом его взгляд проясняется, а губы растягиваются в улыбке.
— Пожалуй, вы заслужили получить ответ на ваш вопрос… Если я правильно понял, японцы готовили в Ляояне восстание против нас. Тут детальный план и список заговорщиков. Нам крупно повезло, Николай Михайлович… Ещё немного, и в городе бы началась резня… Я обязан доложить о находке господам Алексееву и Куропаткину!
[1] Лача — прозвание русских у китайцев на тот момент. Транслитерация санскритского слова «ракша» — «демоны, преследующие людей».
Глава 17
— Ваши высокопревосходительства, ротмистр Гордеев по вашему приказанию прибыл, — козыряю и одновременно щелкаю каблуками.
Наместник и командующий улыбаются в бороды.
На столе перед Куропаткиным сабля с золоченым эфесом и орден Святого Владимира с мечами.
— Николай Михалыч, не держите на меня зла, — лицо Куропаткина полно искреннего раскаяния, — Я был неправ, поддавшись мгновению гнева и заставив вас вернуть заслуженные награды. Мы с Евгением Алексеевичем убедились в вашей безусловной честности, мужестве и преданности государю. Они ваши, по праву.
— От всего сердца благодарю, — кажется, теперь понимаю, почему Куропаткина так любят простые солдаты и офицеры.
И с таким авторитетом просрать войну? Но это в моей истории Куропаткин сдал Ляоян, а потом и Мукден… Здесь же Ляоян остался за нами.
Чем черт не шутит?
— Не откажите старику в любезности…
— Да, ваше высокопревосходительство?
— Выпьете с нами чаю?
— Почту за честь.
В руках командующего звонит колокольчик. Тут же отворяется дверь, появляется адъютант Куропаткина с подносом.
— Голубчик, чаю на всех.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, — громко щёлкает каблуками адъютант.
Капитан ловко накрывает на стол.
Блаженно вдыхаю запах.
Ароматный цвета темного янтаря чай исходит паром в стаканах с серебряными подстаканниками, плошки с медом и каким-то темным вареньем, вазочка с сушками с маком, фарфоровая китайской работы сахарница с колотым кусковым сахаром, синеватым на сколах.
Адъютант исчезает за дверью.
Куропаткин делает приглашающий жест.
— Как говорится, чем бог послал…
Аккуратно, стараясь,
— Что думаете о нынешней кампании, ротмистр? — нарушает молчание Алексеев.
— Ваше…
— Мы здесь вне строя, так что давайте без чинов.
— Слушаюсь! Евгений Иванович, я простой офицер… Но, если, по-простому, то случившееся под Лаояном иначе, как победой не назовешь. И надлежит сделать все, от нас зависящее, чтобы этой победой открыть череду других побед и выиграть кампанию, поставив зарвавшихся японцев на место. Полагаю, сделать это непросто, но возможно.
Наместник смотрит на командующего с таким видом, словно высказывает ему, своему вечному сопернику, «вот, а я что говорил?»
Куропаткин считывает посыл. С громким хрустом ломается сушка в его сильных пальцах.
— Вы правы, мой друг, в настоящее время окончился первый, так сказать, подготовительный период войны. Вместе с ним окончился период наших тактических отступлений, и надо сознаться, некоторых неудач! — Курпопаткин вонзает взгляд в наместника, будто продолжая давний спор с Алексеевым, — Когда после дождей всё подсохнет, начнётся второй период — период наступления. А пока — антракт.
— Но японцы успеют укрепиться на новых позициях, пополнить свои поредевшие ряды. Создать резервы… Усилить давление на Порт-Артур, — удивляюсь я.
— Мы тоже не сидим на месте, ротмистр, — довольно сухо отвечает командующий. — У вас есть конкретные предложения?
— Ваш рейд по тылам противника, Николай Михалыч, на многих произвел впечатление, — вот и Алексеев вступил в разговор, — но, какими силами его повторить? От вашего эскадрона особого назначения осталась буквально горстка солдат.
— Эскадрон можно восстановить. Я, и большая часть моих уцелевших товарищей готовы с утра до ночи заниматься боевой учебой с новым личным составом. Но мы были бы гораздо эффективнее, если бы занимались разведкой и диверсиями, а не затыкали дырки в окопах! — в сердцах выкладываю я.
Куропаткин задумчиво барабанит пальцами по столу, он явно хотел резко мне возразить, но сдержался.
— Алексей Николаич, признаю, дырку в окопах своим эскадроном я затыкал по собственной инициативе. Мне казалось, того требует непосредственная оперативная обстановка и риск прорыва японцами наших позиций.
Да, похоже, именно это мое решение хотел мне только что поставить в упрек командующий.
— Зато, Алексей Николаич, — вмешивается вновь в разговор наместник, — благодаря самоуправству нашего героического ротмистра, удалось избежать столь опасаемого тобою Седана.
— Окружение нашей армии было бы катастрофой похлеще Седана.
— Тебе надо больше доверяться своим офицерам и рядовым.
Куропаткину есть что сказать, но пока он переходит на дипломатичный тон.
— Евгений Иваныч, давай оставим наши разногласия для разговора наедине. Зачем смущать нашего гостя?