Ротшильды. История династии могущественных финансистов
Шрифт:
Все началось с конгресса в Лейбахе, очередного характерного для того времени политического действа, на который съезжались монархи крупнейших европейских государств. В Лейбахе было принято решение о реставрации абсолютизма в Неаполе и о возвращении туда Бурбонов. Австрия получила добро на проведение военной интервенции, которую требовалось обеспечить финансовой поддержкой – и это, естественно, было предложено осуществить Ротшильдам.
Но кто из Ротшильдов сможет взяться за это дело? Натан Ротшильд Лондонский не испытывал ни малейшего желания принимать участие в подобном антилиберальном мероприятии, кроме того, он был занят проведением сделки на миллион фунтов. Джеймс Парижский был целиком и полностью
«Я понимаю, что сейчас мой долг заключается в том, чтобы избегать всего, что могло бы привлечь ко мне внимание, – писал он Меттерниху, – а поездка в Лейбах в данных обстоятельствах, несомненно, такое внимание привлечет».
Оставался только один из сыновей Майера Ротшильда, тот, о котором никто и не вспомнил. «Младший братец Ротшильд», как его называл министр финансов Австрии, хотя тот и был на четыре года старше настоящего «младшего братца», Джеймса, – вот кто стал посланцем Семейства. Интересно, предвидели старшие братья, что, направляя Карла в Лейбах, они создают будущего финансового властителя Апеннинского полуострова? Карл действительно стал самым могущественным финансовым магнатом Италии. Стоило ему оказаться перед вызовом, достойным Ротшильдов, – и он ответил так, как подобает Ротшильду. В Лейбахе он мгновенно выработал оптимальную схему финансирования операции: Вена предоставляет Неаполю кредит, при помощи которого он оплачивает расходы, связанные с австрийской оккупацией.
Ротшильды занимались привычным делом – превращали кризисные ситуации в ценные бумаги. Но на этот раз у руля стоял Карл. Он был главным идеологом операции, он же занимался ежедневной рутинной работой. Перед отъездом король Неаполитанский получил от австрийского императора ссуду в размере нескольких тысяч гульденов, и эту сделку осуществил Карл. Теперь он стал банкиром монархов. Так же как и братья.
Он был так же стремителен, как и братья. Не успел закончиться конгресс в Лейбахе, как на севере Италии вспыхнуло восстание. Карл стремительно добрался до Флоренции, где дрожало от страха его неаполитанское величество. Ротшильду пришлось не только быстро передвигаться, что не очень-то соответствовало его комплекции, ему пришлось говорить много, быстро и убедительно. Он преуспел и на этом поприще. Ему удалось убедить перепуганного монарха в том, что австрийские драгуны вскоре втопчут в грязь всех подстрекателей к мятежу, что они не замедлили сделать. Олицетворенная уверенность и твердость, он помог нестойкому Бурбону двинуться в нужном направлении, на юг.
В Неаполь Карл прибыл уже как олицетворение силы. Таким ему и необходимо было быть – предстояла борьба. Итальянский финансовый синдикат заявил о своем намерении предоставить военную ссуду за меньший процент, чем предлагали Ротшильды. В качестве ответной меры Карл обратился к командованию. При содействии австрийского генерала он остался единственным распорядителем военного займа.
К 1827 году основанный Карлом банк превратился в неаполитанскую структуру, осуществляющую финансирование армии, на штыках которой держался королевский режим. Карл диктовал свою волю при дворе и на благо двора. Если раньше он выступал в качестве финансового представителя Вены в Неаполе, то теперь – отстаивал интересы королевства в Вене. Именно Карл убедил Меттерниха вывести австрийские войска из Неаполя, когда королевская власть достаточно окрепла.
Разумеется,
Карл использовал все свое влияние для преодоления антиеврейской направленности политики Ватикана. Он был настойчив. Он позволял себе даже называть в контрактных документах Святой престол просто «итальянским государством». Несмотря на это, деньги Ротшильда, отнюдь не христианские, Ватиканом отвергнуты не были. И вот наступил тот самый день, 10 января 1832 года, с которого начался наш рассказ о мальчике с мезузой. В этот знаменательный день папа Григорий XVI удостоил Карла фон Ротшильда своей аудиенции, допустил его к своей руке и прикрепил орден Святого Георгия на лацкан кошерного барона.
Амшель-цветовод
Все четверо братьев, о которых шел рассказ выше, были во многом похожи. Их отличали энергия, напор, стремительность и потрясающая восприимчивость. И такими они оставались до самой смерти – молодость покидала их с последним вздохом. Амшель был слеплен из другого теста. Он отличался от них даже внешне – он был невысок и худощав, никакого «ротшильдовского брюшка». Его образ прочно связан с патриархальными традициями, с атмосферой сумрачного обиталища первосвященника.
После смерти старого Майера Амшель, как старший сын, наследовал банк во Франкфурте, положение главы семьи и забавные привычки своего отца.
В отличие от братьев он не покидал родного города, хотя все столицы Европы были теперь открыты для него. Его не смогли сдвинуть с места печально известные крики «Хепп, хепп!», сопровождавшие проносившиеся по улицам Франкфурта погромы. Одним мановением руки Амшель мог возвести для себя дворец в любом гостеприимном уголке Европы, но он так никогда этого и не сделал. Он оставался во Франкфурте и терпеливо и смиренно собирал камни, залетавшие в его окна.
Однажды под окнами его нового большого дома, расположенного уже вдали от Еврейской улицы, собралась разгневанная, антисемитски настроенная толпа. Амшель вышел на балкон.
– Друзья, – сказал он, обращаясь к стоящим внизу людям, – вы хотите денег от богатого еврея. Вас, немцев, сорок миллионов. У меня примерно столько же флоринов. Для начала я дам по флорину каждому из вас.
Люди подставляли ладони, ловили монеты и уходили.
Можно сказать, что всю оставшуюся жизнь Амшель провел, уговаривая и успокаивая враждебную толпу. Он стал главным защитником немецких евреев. Это он финансировал большинство благотворительных мероприятий. Это он добился снятия цепей с Еврейской улицы.
Это он после долгой борьбы добился того, чтобы евреи стали полноправными гражданами Франкфурта.
Амшель был старшим среди братьев. И на его плечи легли заботы, связанные с получением назначений и знаков отличия для братьев. Именно он от имени большой пятерки выражал соболезнования и поздравлял коронованных особ. Было нечто поэтичное в том, что старший из братьев, принявший бразды правления от старика Майера, был самым правоверным среди них. В его венах текла кровь средневековых евреев, обитавших в гетто. Он не стал приспосабливать свое имя к европейским стандартам и так и остался Амшелем, тогда как Джекоб стал Джеймсом, а Кальман – Карлом.