Ровесники. Герой асфальта

Курносова Елена Владимировна

– Кстати, ты всё еще хочешь познакомиться с этим мальчиком?

Как по мановению волшебной палочки, мама мгновенно успокоилась, у неё даже глаза засверкали по-особенному, по молодому.

– А что? – Даже в голосе её затаилась радость.

– Ничего. Вполне вероятно, что он придет к нам в воскресенье. Но это еще не точно.

– То есть как – неточно? – Мама в сердцах пихнула белье в машинку и уставилась на меня, требуя объяснений. Действительно – почему неточно? Я наспех начала сочинять очередную басню.

– Ну…Не точно потому что Вадим очень занятой человек. У него каждый

час по минутам расписан. Он в кружки ходит. Английским занимается, гитарой, хореографией…

– Да что ты говоришь… - Мама окончательно погрузилась в благоговейный транс. – Но разве в воскресенье кружки работают?

– Значит работают. Но я его очень просила, про тебя сказала. Он не обещал, но скорее всего, у него найдётся время с тобой пообщаться.

Мама шумно вздохнула – словно только что мимо неё пронесся кирпич, едва не коснувшись головы.

– Хорошо бы…Ты знаешь, по-моему, он просто гениальный. Неужели в наше время ещё остались такие ребята?

Я как можно безразличней пожала плечами:

– Значит остались.

– Скажи, а какой он из себя?

Нет, мама не уставала меня сегодня поражать! Что ещё за девичье любопытство?

– Он?...Красивый. Даже очень.

– Я так и знала. Человек с таким голосом не может быть посредственным внешне.

У меня на этот счёт было другое мнение, однако выражать его вслух я не стала.

– А ты случайно не узнавала, кто у него родители?

Вот тут-то я, слава богу, могла не врать!

– Папа у Вадима военный лётчик. Майор, кажется. А мама учительницей английского работает в Звёздновской школе.

– Правда? Как хорошо…

Я так и не поняла, каким образом для меня это может быть хорошо? Уж не в женихи ли мне определила мама милейшего Вадика Канаренко? А что? От неё и такого можно ожидать.

– Мам…Мне, по-моему, замуж еще рановато.

– А при чем тут замужество? – Мама была невозмутима. – Я просто хочу, чтобы ты проводила своё свободное время не с этой местной шпаной, а с умным, хорошим парнем. Серьёзным и воспитанным, с которым ты не попадешь в какую-нибудь грязную историю. Я хочу, чтобы рядом с тобой был надёжный человек, которому, в первую очередь, доверяла бы я.

Мне вспомнился мой славный Виталик…Ведь это его сейчас описывала мама, а вовсе не того ангела, голос которого звенел и переливался на всю квартиру.

– Вот поэтому я и желаю с ним познакомиться. – Заключила мама между тем. Я усмехнулась:

– Надеешься, что он окажется таким же как папа?

– Надеюсь. – Совершенно серьёзно подтвердила мама. – Хотя твой папа уникальный в своём роде человек. Другого такого нет.

Сколько раз уже я это слышала! Мамины убеждения о папиной эксклюзивности всегда означали для меня одно: надо остаться старой девой, потому что все мужчины мира, кроме Алексея Кондрашова – эгоисты, пьяницы и негодяи. Ну уж нет, мамочка…Это для тебя папа – герой, а для меня – обычный отец. Вечно занятый, вечно куда-то спешащий, страдающий остеохондрозом человек. От его интеллекта мне ни горячо, ни холодно. И ничего гениального я в нём не нахожу…В отличие от того же Канарейки.

– Значит, с Вадимом ты мне разрешишь встречаться? – Я пытливо смотрела на маму, затаив дыхание. – И гулять с ним

отпустишь?

– Если он такой, каким я его представляю, то почему бы и нет? Не всю же жизнь мне тебя держать взаперти…Но только с ним.

Ну разумеется, мамочка, разумеется, он именно такой, каким ты его представляешь! Он тебе понравится. Он просто не может не понравится! Итак, все в порядке…Почва подготовлена. Теперь вся надежда на Вадима. Не подкачай, Канареечка, вытащи меня отсюда поскорее, пока я с ума от скуки не сошла!

Нет, бог всё-таки есть на свете, и он явно милосерден к моей скромной персоне! До сих пор мне казалось, что я – самый несчастный человек в мире. Как утомительно тянулось время! Здесь, в квартире, его словно и не было вообще, этого времени. Только отвратительно ленивые часовые стрелки, которые я тщетно пыталась гипнотизировать взглядом. Они тоже будто уснули – двигались еле-еле, и я злилась на них как на живых людей, досаждающих мне своей вредностью и ехидством.

Сам тяжелым грузом на сердце была неизвестность. Томясь под домашним арестом, я не знала, когда смогу выйти на свободу. Да и смогу ли вообще? Допустим, Вадим действительно придёт (в чём полностью уверенной быть никак нельзя)…Вдруг он в чём-нибудь проколется? Я ведь столько насочиняла про него маме. Что если она начнёт его расспрашивать? А она начнёт, непременно начнёт. И тогда…Даже страшно подумать, что будет тогда. Если мама поймёт, что её одурачили, она больше никогда мне не поверит. И из дома уж точно не выпустит до скончания века.

Я пережила половину пятницы и целую субботу…Я пыталась учить уроки, я читала классику и, засыпая над раскрытой книгой, таким образом коротала ненавистное время. Не было аппетита. Все мысли и чувства были об одном: что будет в воскресенье?

И вот наконец-то свершилось чудо! Ровно в одиннадцать часов утра я вышла на кухню и, глянув в окно, увидела Виталика. Он стоял под той же самой облысевшей березой и радостно улыбался. Не надо было никаких опознавательных знаков – я всё читала на лице Виталика. Есть! Неужели сегодня я буду гулять?!

Я бы завизжала от радости, если бы рядом на кухне не находилась мама. Я вообще постаралась долго возле окна не задерживаться, дабы не привлекать к себе лишнее родительское внимание, однако, остановившись перед мамой, не сдержалась:

– Мам, а как насчёт твоего фирменного пирога? Ты, кажется, что-то про него говорила.

Мама стояла возле раковины спиной ко мне и быстро, ловко чистила картошку для супа. Здорово у неё это получалось, лично я так не умела.

– Ты же не знаешь, точно ли придёт Вадим.

– Мне кажется, что он придёт.

– Да? С чего бы это тебе кажется?

– Ну…Не знаю…Я чувствую.

Мама вздохнула. Бросив ножик на дно раковины, убрала мокрой рукой прядь волос, упавших ей на лоб и медленно повернулась ко мне:

– Ты ему нравишься?

Странно, почему-то меня смутил этот вопрос. Сама бы я хотела знать, что думает обо мне Канарейка.

– Ну мам, если бы не нравилась, он бы вообще не согласился прийти.

– Действительно. Если нравишься – придёт. Ладно, сейчас суп сварю и буду печь пирог. На крайний случай сами его съедим.