Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
– Подумаешь.
А мне не нужно было объяснять слова Раскопина, я их поняла сразу. Поняла, потому что видела Вадима вчера вечером, слышала его слова и помнила, какими были у него глаза, когда он говорил. А Мишу, бесспорно, с самого начала не могла обмануть показная бравада Канарейки, ведь он, как сама Лена успела заметить, слишком давно с ним дружил и знал его гораздо больше своей возлюбленной. Я хотела было сказать Мише и Лене о том, что Вадим приходил ко мне, однако, подумав, не стала этого делать. Слишком уж доверительной, если не сказать интимной вышла наша вчерашняя беседа, и мне не хотелось предавать огласке то хорошее, что возникло в моей душе после общения
Я всё время думала, каким же образом Вадим сможет помирить нас с Виталиком? Мысли об этом не давали мне покоя, и я почти не слушала дальнейшей Ленкиной болтовни.
В школе мне стало ещё неуютней. Казалось, что все вокруг – от мала до велика, давно в курсе вчерашнего инцидента, и все смотрят на меня исподтишка, шепчутся за спиной, осуждают. Ощущение это не оставляло меня ни на миг, и я испытывала безумное желание найти в школе самый дальний угол и сидеть там, не высовываясь, весь день, пока уроки не закончатся. Однако учиться было необходимо, в свои довольно невинные годы я понимала это отлично, и, оставив в раздевалке куртку с сапогами, я пулей помчалась на третий этаж, к кабинету русского языка и литературы. Лена с Мишкой давно потеряли меня в общей толчее, да и потом, какое им, в сущности, было дело до других? Их отношения пока что не давали течь, и незачем им было переживать по какому-либо поводу. Счастливые… Я же сама чувствовала себя сейчас прожившей жизнь, познавшей все человеческие невзгоды, умудренной опытом женщиной, с горькой, чуть завистливой улыбкой наблюдающей за беспечной, всегда радостной молодежью. Ах, мне бы ваши проблемы, милые мои детки!.. Не дай вам бог пережить то, что пережила я… Сердце моё разбито навеки, и вот она я, перед вами – высохшая, старая мумия с покалеченной судьбой. Я знала счастье, но оно само отвернулось от меня в тот день, когда я предала Виталика и никогда мне не обрести его вновь.
Мысли мои неспроста текли в таком мрачном направлении. Всё произошло именно так, как я и подозревала – Виталика за партой не оказалось. Зайдя в класс, я тотчас же начала искать его глазами и почти сразу нашла – он перебрался на заднюю парту и теперь сидел там в гордом одиночестве, листая учебник литературы. О, да… Виталик, по всему видать, мучился втрое сильнее меня и Вадима вместе взятых! Тёмные круги под глазами и непривычная бледность лица ясно свидетельствовали о том, что эту ночь он провел без сна. А я, между прочим, несмотря на своё горе, дрыхла в это время без задних ног.
Первым моим стремлением было подойти к Виталику, как ни в чём не бывало. Или нет?.. Подойти, не спеша, виновато опустив голову, и сказать… Что сказать? Ну разумеется: «Прости. Я больше так не буду»… И такой нелепой показалась мне эта «оправдательная» фраза, что я вообще никуда не пошла, а просто села за свою парту и тоже достала учебник. Что там у нас по программе? «Отцы и дети» Тургенева. Превосходно, почитаем классику, пора, в конце концов, культурно развиваться. А то и впрямь стыдно. Вадим почему-то вон всё успевает – и в войнушку играть, и школьную программу вовремя осваивать. Вундеркинд чёртов…
Когда через минуту после звонка в класс зашла учительница, все дружно встали со своих мест, и я невольно оглянулась назад, на Виталика. Поймала его ответный, пристальный взгляд, который, впрочем, тут же переметнулся к Лидии Сергеевне, и быстро отвернулась сама. Кто сказал, что выражение «на душе скребут кошки» - это только метафора? В эти мгновения я остро чувствовала где-то внутри себя их безжалостные когти, раздирающие меня на кусочки.
Лидия Сергеевна, пожилая учительница литературы, невысокая, полноватая, но очень, видать, остроглазая, сразу же заметила, что я сижу одна, и нахмурилась недовольно.
– А Павлецкого нет, что ли, сегодня?
Вопрос был задан мне, и я откликнулась чуть слышно:
– Нет… Он там, сзади…
Маленькие, внимательные глаза Лидии Сергеевны быстро нашли Виталика на задней парте.
– Павлецкий… Что-то ты часто стал места менять, тебе не кажется? Сейчас же вернись обратно.
– Я близко с доски не вижу. У меня дальнозоркость. – Последовал вызывающий, даже грубый ответ. Виталик, кажется, сейчас был готов на всё, лишь бы не возвращаться ко мне. Тон его учительнице не понравился, и она сама неосознанно повысила голос:
– Да что ты говоришь! Это с каких же пор она у тебя развилась?
– На днях. К врачу сходить за справкой?
По-моему, Виталик спятил. Он откровенно хамил ни в чём не повинной Лидии Сергеевне и непонятно было, действительно ли раздражает его учительница или же он таким образом изливает наружу скопившийся в душе негатив? В любом случае, вёл себя Виталик неприлично. Слава богу, у Лидии Сергеевны хватило ума и такта не разжигать конфликта. Догадавшись, что лучше было бы сейчас не трогать распоясавшегося подростка, она не стала больше спорить. Правда, спустя минут десять вызвала Виталика к доске, пытаясь хотя бы таким педагогическим образом проучить своего ученика.
Месть удалась. Виталику, конечно же, некогда было вчера изучать творчество Тургенева, и он, естественно, схлопотал пару. Вторую, после той злополучной географии. Я представила себе, как сегодня вечером он покажет отцу свой дневник, и в ужасе содрогнулась. Сердце сжалось в маленький, тугой комок… Виталик… Сейчас ему как никогда нужна моя поддержка, и я безумно хотела его поддержать. Только он не примет моей помощи. Не поверит в искренность моего желания. Где же этот Вадим со своими обещаниями? Почему он нас не мирит?!
Самого Вадима я, кстати, в течение дня так ни разу и не встретила. То ли он нарочно меня избегал, то ли его просто в школе не было – о нём я боялась кого-либо расспрашивать. Да и потом, главным объектом моего внимания оставался всё-таки Виталик. Вот он меня точно избегал – открыто и демонстративно. На каждом уроке неизменно садился на заднюю парту, ссорясь по этому поводу со всеми учителями. Едва звенел звонок на перемену – тут же вставал, на ходу сгребая учебник и тетрадь в пакет, и быстро, чуть ли не бегом выходил из класса. Даже если бы я рискнула первая пойти на мировую, он не дал бы мне такой возможности. Я словно не существовала для него, была пустым местом. От обиды и горечи хотелось плакать. Я чувствовала, как все мои одноклассники наблюдают со стороны за мной и за Виталиком, кожей ощущала на себе их сочувственные взгляды, и от сознания этого становилось ещё хуже.
На одной из перемен, например, ко мне подошла Маринка Фадеева. Сегодня она мне уже не завидовала и не считала меня своей конкуренткой. Да и вообще, считала ли она меня ею раньше? Может, я слишком много о себе тогда возомнила?
– Слушай, круто он с тобой…
Кто такой «он» пояснять не было нужды. Марина открыто жалела меня, как маленькую девочку, однако это почему-то не оскорбило меня, а даже напротив, странным образом утешило.
– Ага. – Всхлипнула я доверчиво, обиженным голосом.