Ройал
Шрифт:
— Плохое может случиться с каждым, — я складываю руки на груди. — И я благодарна за все, что имею, чтобы ты знал.
— Ничего плохого не случится.
Мои губы начинает покалывать. Я не могу сказать ему, что всю жизнь у меня было странное предчувствие, что я достигну своей вершины счастья, а потом все будет сметено без предупреждения.
Я никогда никому не говорила этого. Это сделает меня сумасшедшей. Это будет поводом для беспокойства. Мама будет просить меня сходить к психиатру, но я не нуждаюсь в психотерапии. Просто это предчувствие всегда сопровождало меня. Как будто я родилась с ним.
— Все равно, Ройал, — я отхожу от него и смотрю на лестницу. — Я пошла наверх. Не забудь спросить моего отца, сможешь ли ты взять меня на свидание. Он старомоден.
— Уже сделано.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь к нему.
— Прости? Когда?
— Не беспокойся. У Роберта все в порядке с этим. Он изложил некоторые правила, но все нормально.
— Что он сказал? — спрашиваю я с любопытством. Когда я росла, папа всегда говорил, что нельзя краситься, ругаться или ходить на свидания, пока мы живем в его доме. Я уверена, что он преувеличивал, но не могу себе представить, что он дал Ройалу благословение, не делая из этого большого события.
— Он буквально заставил меня пообещать жениться на тебе, — говорит Ройал, ухмыляясь, — когда-нибудь. Может быть, не так многословно, но смысл тот же. И угроза определенно присутствовала там. Подразумевалась, на самом деле.
Я закатываю глаза.
— Ему не о чем беспокоиться, — я усмехаюсь, стоя на лестничной площадке. Я оглядываюсь на Ройала, стоящего посреди темной гостиной, залитой лунным светом. На долю секунды, он выглядит старше, мудрее и искушеннее. Я моргаю, и это ощущение проходит.
— Не о чем, правда? — Ройал подмигивает мне.
— Спокойных снов, Ройал.
— Спокойных снов, Деми.
Деми, 18 лет
18 месяцев спустя
Я люблю его.
Я люблю его, я люблю его, я люблю его, я люблю его.
Шторы на окнах моей спальни не закрыты, и я смотрю на дорогу уже несколько часов.
Ройалу пришлось уехать в провинцию, чтобы навестить родных. Я даже не знала, что у него была семья. Он никогда не упоминал никого, никогда не рассказывал о своем прошлом никаких деталей. Но, видимо, кто-то нуждался в нем, потому что Ройал уехал в спешке поздно вечером с рюкзаком и наполовину заряженным телефоном. Он сказал, что вернется к ужину в воскресенье вечером.
Я валяюсь на животе, подперев голову руками и стуча пальцами по своим щекам в такт песне, которая играет в моих наушниках.
Каждая песня напоминает мне о Ройале. Я больше не могу слушать радио, не ощущая всех тех чувств, эмоций, влечение. Никто никогда не предупреждал меня, что в любви постоянно высокий уровень дофамина. (Примеч.: Дофамин — гормон, отвечающий за психоэмоциональное состояние человека).
Я зависима. Одержима. Поглощена.
Итак, это он.
Он мой, а я его.
Мы собираемся быть вместе навсегда.
Никогда не думала, что в почти девятнадцать лет буду по уши влюблена в свою родственную душу. Думаю,
Часы на комоде показывают восемь. Ройал должен был вернуться еще несколько часов назад.
Я пытаюсь снова ему позвонить, но идет переадресация на голосовую почту. Посылаю сообщение, хотя знаю, что он не прочитает его, поскольку его телефон, очевидно, разрядился. Мой иррациональный оптимизм дает понять мне, что он дома, а я так скучаю по нему, поэтому на цыпочках спускаюсь в подвал, где он остановился, так как его вышвырнули из приемной семьи в прошлом году, когда Ройалу исполнилось восемнадцать.
Его комната пуста, но я задерживаюсь на мгновение, потому что здесь пахнет им, и мне нужно это.
Я падаю на его кровать и зарываюсь лицом в подушку. Улыбка расплывается на моем лице, когда я вспоминаю все те развратные вещи, которые мы делали в этом маленьком укромном уголке подвала. Слава Богу, что есть замки на дверях, потому что мои родители перевернули бы здесь все к чертям, если бы застукали нас. Но мы не можем по-другому.
Мы не можем держать руки при себе, и почему мы должны это делать, если возможность быть вместе делает нас счастливыми? Последние год - полтора из-за этого парня на моем лице постоянная улыбка.
И я надеюсь, что это никогда не изменится.
Я встаю с кровати Ройала, когда слышу, как мама зовет меня ужинать. Обычно мы едим ранним вечером. Видимо, я не единственная, кто ждет, когда Ройал вернется домой.
Это эгоистично, но я ненавижу тот факт, что он должен был бежать к кому-то на помощь. Каждый час — словно пытка. Каждую минуту этого лета мы провели вместе, удручающе считая дни в календаре, когда мои родители отправят меня в общежитие при колледже в Харгроу.
Но мы останемся вместе. Ройал обещал. Просто побудем некоторое время на расстоянии. Он собирается попробовать найти работу поближе ко мне, а пока мы окунаемся в эти беззаботные летние ночи, словно они последние в нашей жизни.
Поднимаясь по лестнице, я прохожу по коридору и вижу маму, убирающую дополнительное место в конце стола.
Мое сердце замирает. Я делаю еще один шаг и хватаюсь за спинку стула Далилы.
— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я. — Зачем ты убрала тарелку Ройала?
Мама поворачивается ко мне, и я вижу угрюмое выражение на ее лице.
— Он не вернется.
— Он не вернется… к ужину? — мне нужны разъяснения. Мне нужно понять, что происходит.
Взгляд мамы скользит через комнату, чтобы встретиться со взглядом отца. Его губы напряжены, а грудь поднимается и опускается в глубоком дыхании. Затем папа кивает.
Они знают то, чего не знаю я.
Сердце в моей груди трепещет, а желудок скручивается в узел.
— Он не вернется, Деми, — мамины плечи опускаются, и она отворачивается, возвращая его тарелку и столовые приборы на законное место в ее тщательно организованной кухне.
Я смеюсь. Это шутка? Это должна быть шутка. Ройал всегда подкалывает людей. Сейчас он выскочит из-за угла и удивит меня дюжиной красных роз и двумя билетами на бродвейскую постановку «Отверженных». Он всегда меня удивляет. Вот почему я так сильно его люблю.