Роза для дракона
Шрифт:
— Винсент хочет размяться. Мы сделаем с ним пару кругов и вернемся. После я покажу вам лес, примыкающий к ипподрому. Это чудесное место, Роза! Тихое, спокойное, живописное в такое время года, когда в море зелени появляются первые штрихи осенней кисти. Ни о чем не волнуйтесь, просто держите поводья крепче. Эйприл будет идти спокойно.
Наверное, она получила бы гораздо больше удовольствия, созерцая умелого наездника в седле, если бы не постоянный страх свалиться на землю. Лошадь перестала казаться девушке удобным видом перемещения после первых же десяти шагов. Теперь, по прошествии стольких
Место расположения ипподрома виделось огромной, ухоженной поляной посреди леса. Тем страннее, откуда в этом сонном царстве, где, казалось, кроме них не было никого, такие громкие звуки. Один за другим над деревьями вдруг раздалось несколько хлопков. Часто посещавшая мир магглов Роза, подумала, что больше всего звуки похожи на выстрелы охотничьих ружей. Но мистер Малфой говорил, что это частные владения. Откуда же здесь взяться охотникам? Тем более магглам…
Это было последней мыслью девушки, потому что сразу после хлопков произошло нечто ужасное. Спокойная и меланхоличная Эйприл, до сего момента понуро шагавшая по кругу, вдруг вскинула голову, больно хлестнув длинной гривой девушке по лицу, при этом лошадь громко и испуганно заржала. Возможно, она пришла бы в себя сразу после этого, но тут раздалась новая череда выстрелов. И тогда Эйприл дернувшись и совершив какой-то странный полу-прыжок, полу-рывок понеслась вперед, что было мочи.
Роза держалась изо всех сил, однако моментально почувствовала, что теряет управление лошадью. Ноги выскользнули из стремян. Поводья больно врезались в руки. Краем глаза она увидела, как Малфой, мгновенно оценив ситуацию, с криком развернул свою лошадь к ней.
Поздно. Девушка почувствовала резкий толчок, жуткий по силе удар в грудь, и то, как поводья выскальзывал из вмиг ослабевших рук, а она провалилась в темноту.
— Не-е-т, Роза, Мерлин, — она слышала это словно через толстую стену. Глухо, далеко-далеко. Дальше она не слышала и не чувствовала ничего.
Из синей папки Розы Малфой
«Если бы я вела дневник, в нем было бы совсем немного записей. Возможно, я задавала бы бумаге те вопросы, на которые не найти ответа ни у родных, ни у друзей. А некоторые вещи я бы хоронила в бумажных склепах свитков, кремировала бы их в Вальпургиеву ночь в камине собственной комнаты, ибо то, что я хочу оставить на этом пергаменте, должно быть забыто, похоронено, убрано в самый дальний закоулок памяти.
Последняя картинка перед вспышкой света — мистер Малфой, изо всех сил спешащий ко мне. Первый кадр после возвращения — его лицо. Близко-близко. Настолько, что это чересчур. Излишне. Странно. Ужасно. Безумно. Когда его пальцы впутываются в волосы.
— Что случилось? Где я? Где мы?
На нем все тот же жокейский костюм: пыльный, грязный, и лицо его в серых разводах, будто он слезы по нему размазывал руками.
— Мистер Малфой, где мы? — спрашиваю громче, а он все молчит и смотрит на меня безумным взглядом. А мне не повернуться, от того, что лицу, заключенному в его ладонях слишком тесно.
— Это
— Госпиталь Святого Мунго?!
От него немного пахнет спиртом и валерианой. Наверное, успокаивающее зелье. Моя же голова кружится, а в груди что-то пылает, жарко и больно. Наверное, я здорово ударилась ребрами.
— Хвала Мерлину, что вы живы, Роза.
— Я…
И в этот миг произошло непоправимое. Наверное, все дело в дистанции, а может, в испуге или спирте, который содержался в успокоительном зелье. Вот только Малфоя можно будет простить, а меня… никогда, потому что, наверное, это я первой потянулась к Драко, крепко удерживая его за плечи. Быть может, это сделал он, и мне следовало ударить его по щеке, вот только система торможения у него сработала лучше моей, когда мужчина извернулся и оставил горячее клеймо своих губ прямо на моем лбу.
Уже тогда я прокляла себя последними словами. А руки и голова отказывались подчиняться мне, словно находились под заклятием Империус. Острые лопатки и тяжесть его тела, он жмурился крепко-крепко и не отрывал губ. Моя ладонь на его затылке, и я не могла видеть ничего, кроме гладко выбритого подбородка, но и этого зрелища предостаточно, когда примерная и любящая жена во мне испустила последний предсмертный вопль.
И все-таки это… я…
Потому что следующими моими словами стали бы: „Поцелуйте меня“, но он опередил меня на мгновение, лишь немного изменив фразу так, что я понимала — она сказана не мной. Облегчения это не принесло, когда до меня дошел смысл его слов:
— Пожалуйста, Роза, только ответьте мне.
И дальше последовало то, чего тогда хотелось нам обоим.
Никогда не думала, что поцелуи бывают такими: не медово-сладкими, не тягуче-нежными. У этого касания губ горький полынный привкус, отчаянная нота в середине, но это не оттолкнуло, хотя должно было. Вместо того я удерживала его так крепко, как могла, даже, когда он отпустил мои губы и легкими касаниями уст покрывал все мое лицо, шею, руки, ладони.
— Господи, Драко, я… мистер Малфой.
Чернота. Безысходность. Ночь. От которой бежать хочется, с мазохистским удовольствием понимая, что из этой комнаты, где мы оказались, нет выхода. Что, убегая, я вновь и вновь буду стремиться к его рукам.
— Хвала, Мерлину, Роза. Вы живы…
…
Он приходил ко мне дважды в день и больше не садился на край постели. Между нами предсказуемо выросла пятифутовая дистанция морали. На его лице больше не было разводов, и все, наверное, приходило в порядок. Во всяком случае, в тот же вечер на мои неловкие на-все-лады-извините, он строго и твердо сказал:
— Простить меня должны вы, Роза. Точнее я намерен просить вас об этом. Я мужчина и допустил это сам. Пойму теперь, если вы потребуете соблюдения каких-то условий.
— Какие условия, о чем вы, мистер Малфой?
— Пойму, если вы захотите покинуть Малфой-Мэнор.
— Вы желаете этого?
— Меньше всего на свете.
— А чего хотите на самом деле? — подаваясь порыву, спрашиваю я, не заботясь о том, сколь пошло мог прозвучать вопрос. Видит Бог, я не вкладывала в него дурного подтекста. Мне хотелось правды.