Роза в цвету

Олкотт Луиза Мэй

Роза старалась проявлять добросердечие и помогать кузену по мере сил, при этом она испытывала уверенность, что у нее все получится, как испытывали и до нее многие исполненные надежд женщины, понятия не имевшие о том, насколько не привыкший к дисциплине дух сильнее самой искренней любви и насколько тяжело даже самому мудрому человеку исправить просчеты дурного воспитания. Нельзя судить ее строго, ибо при малейшем намеке на одобрение или похвалу Чарли принимал вид столь воодушевленный, что Роза сразу пугалась: не пообещала ли она ему слишком многого, а главное, она всеми силами старалась

избежать обвинения в том, что относится к кузену несерьезно.

В результате оба испытывали сильнейшую неловкость: Чарли «истязал душу и тело», чтобы потрафить кузине, а она пыталась сообразить, как быть ему полезной. Ей много помогала тетя Джесси, и те, кто видел, как миловидная мисс Кэмпбелл поднимается на гору и спускается обратно с крайне серьезным видом, никогда бы не догадался, что она выполняет важную задачу, а не просто совершает, с похвальной регулярностью, оздоровляющие прогулки, благодаря которым у нее такой изумительный цвет лица.

Вот каково было положение дел, когда в один прекрасный день Роза получила записку от миссис Клары.

Дорогое мое дитя!

Пожалей моего несчастного мальчика, развей его тоску, появись у нас – он ходит такой унылый, что у меня сердце разрывается. У него в голове созрел очередной план, который я считаю совершенно великолепным, – остается только тебе его одобрить. День нынче погожий – позволь ему покатать тебя в экипаже, по дороге вы все обсудите. Это пойдет ему на пользу и сделает вечной твоей должницей

любящую тебя

тетю Клару.

Роза перечитала записку дважды, немного постояла, обдумывая ее содержание и не отводя рассеянного взгляда от бухточки за окном. Темные фигурки, сновавшие по льду, навели ее на мысль о том, как можно избежать испытания, казавшегося ей мучительным сразу по нескольким причинам.

– Так будет приятнее и безопаснее, – решила она наконец, подошла к столу и написала ответ:

Дорогая тетушка!

Я очень боюсь Брута, но если Чарли согласен покататься со мной на коньках, я буду рада, и это пойдет на пользу нам обоим. В этом случае я смогу выслушать его план, не отвлекаясь, так что передайте ему, пожалуйста, мои наилучшие пожелания и скажите, что я жду его к трем часам.

С неизменной приязнью,

Роза

Роза помалкивала, будто Чарли явился ровно в три, на сгибе локтя у него висели коньки, лицо было довольное, и оно просветлело еще сильнее, когда Роза спустилась вниз в котиковой шубке и алой юбке – наряд очень напоминал тот, который она носила много лет назад. Чарли даже не сдержался и воскликнул, забирая у нее коньки:

– Ты точь-в-точь как та маленькая Роза, я с трудом тебя узнал; все прямо как в старые времена – я опять чувствую себя шестнадцатилетним!

– А как еще может человек

себя чувствовать в такой день? Ну, идем, накатаемся от души, пока там не стало слишком людно. Пока-то на льду всего несколько детишек, но ведь нынче суббота, скоро все отправятся на свежий воздух, – ответила Роза, неспешно натягивая варежки, ибо на сердце у нее было отнюдь не так легко, как у той прежней маленькой Розы, да и тот шестнадцатилетний мальчик никогда не смотрел на нее с любовью и тоской, которые она читала во взгляде стоявшего перед ней молодого человека.

Они встали на коньки и очень скоро разгорячились и развеселились, как и катавшиеся поблизости детишки, ибо лед был в прекрасном состоянии, февральское солнце светило ярко, а от морозного ветра здоровая кровь приливала к щекам.

– Ну, поведай мне о том плане, о котором говорила твоя мама, – начала Роза, когда они уже скользили по бескрайнему простору, ибо Чарли, похоже, забыл обо всем на свете, кроме блаженства при мысли, что на некоторое время они остались наедине.

– О плане? А, да! Все очень просто. Через месяц я уезжаю к отцу.

– Правда? – На Розином лице отразились изумление и недоверие, ибо план этот был совсем не нов.

– Правда. Ты в это не поверишь, а вот ведь уезжаю, и мама тоже поедет со мной. Папаша прислал ей очередное письмо, что, мол, если она не в силах расстаться со своим великовозрастным дитятей, пусть едет тоже – и мы все будем счастливы вместе. Что ты на это скажешь? – спросил он, устремив на кузину пристальный взгляд, ибо они оказались лицом к лицу: Чарли двигался задом и держал Розу за обе руки, страхуя и направляя.

– План отличный, и я окончательно уверилась, что именно так и следует поступить, вот только ты меня ошарашил тем, что тетушка тоже собралась ехать, – она ведь раньше про это и слышать не хотела!

– Ну, ей этот план и теперь не очень по душе, и ехать она согласна лишь при одном условии.

– Каком именно? – спросила Роза, пытаясь высвободить руки, потому что, взглянув Чарли в лицо, она догадалась, что последует.

– Если и ты поедешь с нами. – Он крепче сжал ее ладони и торопливо продолжил: – Позволь мне закончить, а уж потом говори. Я вовсе не имею в виду, что необходимо что-то менять, прежде чем ты будешь к этому готова, но если ты поедешь с нами, я согласен отказаться от всего остального и жить где угодно, ровно столько, сколько тебе захочется. Почему бы тебе не погостить у нас год-другой? Мы ведь тебя так и не заполучили. Отец будет в восторге, мама умиротворится, а я стану счастливейшим человеком на земле.

– И кто придумал этот план? – поинтересовалась Роза, как только восстановила дыхание – а оно сбилось, пока она слушала эту совершенно неожиданную и весьма ей неприятную тираду.

– Предложила его мама, я бы и думать не дерзнул о столь роскошном варианте. Я, собственно, уже решился ехать один и сказал ей об этом, чем поверг ее в полное отчаяние, а потом в голову ей пришла эта блестящая мысль. Понятное дело, что с того момента мне было уже совсем несложно соблюдать все свои зароки.

– А почему ты сам решил ехать, Чарли? – И Роза взглянула в глаза, искательно устремленные на нее.