Рождение городской легенды
Шрифт:
Как оказалось, задачка передо мной стояла не из легких.
После нескольких неудачных попыток выспросить у своего «гостя» имя я взялся за его рюкзак. Парень только мельком глянул на меня, когда я сел напротив, и спокойно вернулся к завтраку. Сидел он очень странно, неестественно ровно, все время ерзая в попытке усесться удобнее и сдавленно кашляя. Я демонстративно положил рюкзак на стол, за которым мы сидели, открыл и задумчиво заглянул вовнутрь, даже запустив руку и пошарившись по содержимому, а сам продолжал краем глаза следить за реакцией. Реакции не было никакой.
И только когда я достал из рюкзака пухленький блокнотик, парень обратил внимание на происходящее — замер с кружкой в руке, склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на находку.
Блокнот был пустой. Белоснежные страницы, и ни одной записи или пометки на них. Я ждал какого-нибудь расписания занятий, списков покупок, умных мыслей, адресов и телефонов, имен жертв, в конце концов. Чего угодно. А получил — ничего. Пустоту. Я старательно перелистал все странички от начала и до конца под удивленный взгляд брюнета. И единственное, что я нашел — атласная ленточка-закладка.
— Что ты делаешь? — осторожно спросил парень, когда я начал листать страницы в обратную сторону.
Я поднял на него взгляд. Должно быть, я выглядел пугающе. Сгорбленный и недовольный, с безумными глазами и пустым блокнотом в руках. Не удивительно, что он чувствовал себя неуютно.
— Прости, конечно, что залез в твои вещи, — монотонно пробубнил я, — но ты отказываешься со мной разговаривать. А я должен знать, кто ты такой и нужно ли тебя вообще здесь держать. Мало ли, чего мне это потом будет стоить. Но, как я вижу, вещи твои не намного общительнее, чем ты сам.
Кроме блокнота в рюкзаке был такой же пустой кошелек, несколько ручек в пенале, испачканный кровью платок, контейнер для линз и разбитый фонарик, зато с батарейками. И никаких документов.
— Да кто ты, черт возьми?
Моя усталость уже превратилась в беспрерывное нервное напряжение. Тяжелая рабочая неделя сменилась тяжелыми выходными, и никакого просветления, судя по всему, не предвиделось. Голова болела от бессонной ночи, порез на щеке ужасно щипало, руки совершенно не слушались, и хотелось просто упасть на стол и, накрывшись одеялом с головой, заснуть. Но меня начинало раздражать, что я не знаю, кто сейчас ест из моей тарелки рис с овощами.
— Человек, — тихо и мягко проговорил он, — это же очевидно.
— Кто знает, — ворчливо и недовольно бросил я, продолжая терзать несчастный блокнот.
В тот момент я все же заметил одну деталь, которая ускользнула от меня в прошлый раз. Одна единственная выведенная шариковой ручкой буква «Z» на форзаце в верхнем углу.
— Вот, — сказал я, перегибаясь через стол и демонстрируя парню свою находку. — Зэт, - я пальцем показал на пухлую синюю букву. — Что это?
— Буква, — предельно честно ответил он.
Я бессильно упал на стол, чуть не швырнув в парня его блокнотом.
— Это твоя кличка? — жалобно проблеял я, не зная, откуда еще черпать терпение. Да и вообще не понимая, почему вожусь с этим нахалом.
— Наверное, — неуверенно и осторожно он вытащил из моих рук блокнот.
— Амнезия? — усмехнулся я, и вдруг, как будто удар током получил.
Вполне может быть. Его ведь избили. Я резко встал и подошел к Зэту — так я в тот момент решил его называть, пока не выяснится еще что-нибудь, — отчего он трусливо поджал плечи. Я грубо откинул назад спутавшиеся прядки его челки и передернул плечами — огромный синяк на лбу переходил в припухшую ссадину с содранной кожей и запекшимися капельками крови. Парень торопливо убрал мои руки, опустил голову, пряча лицо, и стал зачесывать челку на место, жмурясь от боли.
Своих не бьют по голове и жизненно важным органам… своих уличные псы просто кусают, больно, но не смертельно; этому же, кажется, пытались перегрызть глотку. Я почти убедился, что парень не имеет никакого отношения к той шайке. Но мелькнувшая, как вспышка неяркого света где-то в глубине сознания, мысль заставила снова ощутить неуверенность и ужас. Может быть, просто у нового поколения новые правила?
— И за что тебя так?
— Я не знаю…
Тучи за окном ползли медленно, сонно, никуда не торопясь. Жить и терпеть жизнь становилось все труднее. Парень очень старался не показывать, как ему больно от каждого движения. Я старался делать вид, что у него это получается. Он старался притвориться, что верит моим наигранно безразличным взглядам. Эта игра продолжалась и на следующий день, превратив мои выходные в сплошной безвкусный и совершенно бессмысленный спектакль для двух бесталанных актеров.
— Не притворяйся, что спишь, — с непонятным чувством сказал я, слегка удивленно глядя на парня, свернувшегося на моей кровати.
— Я не притворяюсь, — тихо ответил он, — я пытаюсь заснуть. Не могу больше терпеть твои бесконечные переживания. От тебя так и веет волнением.
— Я не…
— И усталостью. Лучше тоже поспи.
Он говорил это спокойно, кажется, даже не понимая, насколько напугали меня эти слова. Да, он был прав. Но я никак не предполагал, что по мне все так хорошо видно. Я был весь на нервах, а теперь начал нервничать из-за того, что нервничаю. Глупость ситуации не знала никаких границ, но в жизни все порой напоминает чистейший бред.
После этого разговора я долго стоял на кухне, у окна, бездумно пялясь на тучи. Монотонное гудение в голове не прекращалось, не впуская в сознание ни одной адекватной мысли. А меня это даже не особо беспокоило. Я просто стоял у окна, опершись на высокий подоконник, пока в голове что-то не щелкнуло. Глухо, со звуком ломающейся печеньки.
На мой удивленный взгляд Зэт только пожал плечами и ушел с кухни, прихватив всю пачку, которую я специально для него достал. По правде говоря, щедрости в этом жесте не было, я просто всегда ненавидел соленое печенье, которое приносила мать, и думал таким вот способом от него избавиться.