Рождение Клеста
Шрифт:
Начала ощущаться близость войны и неизбежно сопутствующего ей горя. Нам навстречу шли перепуганные беженцы, у которых наши командиры иной раз отнимали телеги, а то и лошадей. Что делать, если мы сами оказались оснащены не вдоволь, а идти как-то надо??? Крики, безутешный плач — мы мрачнели, и нам становилось как-то не по себе.
В один из бесконечных дней у нас вышла непредвиденная остановка. От колонны к колонне докатилось известие: впереди разрушен мост, самым вредительским способом — умышленным поджогом. Конечно, это были проделки нихельцев, и чувство бессильной злобы охватило всех: мы тут стоим, а наша помощь нужна впереди!
Сутки мы простояли, изнывая от неопределённости.
Тогда я не знал, что эта «шутка» с мостом являлась делом рук «ночных сов» из Нихелии. И уж тем более даже в самом страшном сне мне не могло привидеться, что я когда-нибудь стану командиром одного из отрядов нихельских «ночных сов»…
Мы сошли со столичного тракта и перехватили огромное поле. В первый же день увидали далёкие нихельские дозоры, но бой не состоялся. Второй день — тоже ничего, а бывалые ветераны разочаровали нас рассказами, что иной раз можно всю войну простоять на одном месте, и вернуться домой без сражения.
А вот третий день запомнился мне надолго…
Нас атаковала нихельская пехота. Ещё издали я обратил внимание на их, казалось, нечеловеческую выучку. Они шли, как по ниточке, безукоризненными шеренгами, ощетинившимися копьями, делая равные шаги по команде своих десятников. Их щиты казались совершенно одинаковыми — как будто их делал один мастер. Да что там щиты: и копья — одинаковой длины, и доспехи похожи — словно бы злой волшебник создал тысячи и тысячи копий с одного солдата.
А доспехи — хороши. Грудь и живот защищены двумя сочленёнными пластинами, голени прикрыты поножами, тоже с пластинами. У всех на головах — шлемы.
А у нас… Дай бог, если на груди есть большой медный кругляш, а живот, как правило — «голый». Мы уже сами крепили пластины, которые покупали в столице на свои личные деньги. Вернее, оплачивали мастерам и защиту, и её крепёж. Большинство же мужиков полученное полностью пропивали, о смерти совершенно не думая. У всех нас поножи были чисто кожаные — мы и понятия не имели, что на них может крепиться металлическая защита. И шлемы нам не раздавали. Вроде бы соседний полк получал их, кажется…
Да, уж! «С вилами и косами»… А у них там кое-кто имеет и наколенники, и металлические наплечники, и нарукавники (похоже, начальники).
Сзади заорали командиры лучников — в небо взмыла туча стрел и бессильно забарабанила по поднятым щитам врагов, по земле. Мы оказались обескуражены: упавшие нихельцы никак не портили общего строя — их места тут же оказывались заняты, и неумолимая шеренга так и продолжала надвигаться на нас без прорех. Ближе, ближе…
— К БОЮ! ТО-О-О-О-ОВСЬ! — заорали наши командиры, а крик близстоящего Шпыняя прямо-таки ворвался мне в голову, — аж ухо заложило.
Мы заученно положили копья себе на плечи, чтобы они не мешали сомкнуть щиты. Между нашими головами оказались острия копий заднего ряда. Ну, Пресветлый, выручай! А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!
Мы стояли в первых рядах, и я даже различал выражения лиц нихельцев. Собственно, они тоже друг от друга никак не отличались, как и оснащение: у всех — выпученные от напряжения глаза, полуоткрытые рты, орущие то же самое «А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!» Молодые и в годах, бородатые и бритые, как и наши. Нихельцы надвигались на нас лёгкой трусцой, чтобы удержать свою идеальную линию — и это казалось нам совершенно фантастическим,
«У них там — дисциплина…» — стучала в моей голове одна и та же фраза, от которой я едва с ума не сошёл, — из-за её тупого однообразия.
— ВПЕРЁД!!! РАЗ-ДВА! РАЗ-ДВА! — это уже пошли яростные команды в наших рядах.
Сердце сдавило, как будто его в кулак зажало. Судорожный вдох, тяжесть в животе. Шаг вперёд. Как там Ермин, Малёк? Ага, тоже шагнули: я чувствую телом касание их плеч. Невольно как-то стало легче на душе: я — не один, рядом со мной идут друзья. Не пропадём!
Удар! Загремели щиты друг о друга. Натиск нихельцев оказался так силён, что мы, стоявшие не в самом первом ряду, физически ощутили всю ярость их напора: стоящие впереди нас невольно сделали шаг назад, и их спины упёрлись в наши щиты.
— СТОЯТЬ! СТОЯТЬ! — орали командиры, и я чуть не оглох от крика Шпыняя.
В тот день я начал понимать, зачем десятники пытались казаться нам ужасными чудовищами: чтобы ужас перед ними затмевал страх перед врагами. Я упёрся в землю — мои друзья упёрлись тоже; я ощущал их горячку, т. к. мы касались плечами.
Мы отталкивали щитами стоящих впереди своих, не имея возможности достать нихельцев копьями. Сами не сделали назад ни шагу, и поэтому нас свои в спину не толкали.
Впервые в жизни я стал свидетелем массовой бойни. Буквально в нескольких шагах от меня кипела безумная ярость, разбрызгивая кровь: мне на лицо попало несколько капель, а утереться не было возможности: нас плотно сжало. Зазвенели мечи: мы сошлись вплотную, и нихельцы прорубали себе дорогу вперёд.
«А наших ребят бою на мечах так и не научили…»
Я видел, как падали солдаты, пронзённые насквозь копьями, вытаскивать которые смысла не имело: наконечник на обратном ходу застрянет, и время потеряешь — скорее хватай меч и руби направо-налево, — потом, после боя, будешь со своим копьём разбираться, или чужое возьмёшь. Видел, какие страшные раны оставляют удары мечом по голове, как летят брызги серых мозгов наземь. И начинал сам звереть, мутиться рассудком.
Нихельцы начали отступать. И тоже правильным образом: сначала развернулась самая дальняя от нас шеренга, потом предпоследняя и т. д. Нам бы, дуракам, понять, что они изначально атаковали нас малыми силами, без шансов на победу, а это неспроста: коварные враги просто провоцировали нас. Но нет, не поняли: понеслись приказы «Вперёд!», и мы, воодушевлённые, бросились побеждать. В одно мгновенье все наши ряды смешались в кучу: каждый хотел непременно сам лично догнать кого-нибудь и всадить копьё в спину на половину длины, и чтобы вражьи потроха вытряхнуть на землю. И мне хотелось того же, как будто пьяный стал от упоения первым успехом. Ведь мы же стояли совсем недалеко от первых рядов, а никого так и не достали…
Внезапно нихельцы остановились и быстро развернулись к нам лицом. В мгновенье ока сложилась стена щитов, ощетинившаяся копьями. Мы с разбегу наткнулись на эту преграду, и наши крики захлебнулись кровью. Наверное, мы смяли бы эту защиту, но тут слева послышались панические крики: из ближайшего лесочка вырвался отряд нихельской конницы и сходу врубился в наш левый фланг.
Заорали командиры, требуя выстроить «ежа», когда пешие шеренги упирают пятки копий в землю, а острия направляют на атакующих коней. Кто-то честно пытался выполнить приказ, но сплошной линии никак не получалось. Более того: на этих солдат натыкались безумные бегущие и опрокидывали их навзничь — получалась свалка среди своих же! Геройских одиночек безнаказанно рубили сбоку, а они стояли беспомощные, как свечки, с бесполезно выставленными вперёд копьями.