Рождение Клеста
Шрифт:
Мы утолили первый голод, срезав с туши лошади куски мяса и съев их сырыми, запили водой из трофейных запасов. За всеми хлопотами про Ермина и позабыли даже, а когда спохватились — он уже лежал мёртвый. Я вытащил из его тела копьё (Малёк придерживал покойника за плечи), и мы, накрыв друга потником, срезанным с убитой лошади, двинулись в путь. Чтобы ветра не сорвали погребальное покрывало, мы пришпилили его за все четыре конца: воткнули два наших копья и две нихельские пики. Три оставшиеся пики решили взять с собой. Они нам очень понравились: лёгкие, удобные, а в отшлифованные наконечники смотреться можно, как в зеркала.
Шлемы брать не стали, а вот хлопковые шапочки из них выдернули. Хоть и воняли они чужим потом, но от солнца прикрывали — мы от жары за несколько дней совсем одурели, и очень такому трофею обрадовались.
Мы с Мальком были весьма самоуверенными ребятами, и нашу молодецкую решимость кони сразу почувствовали. По счастью, они оказались объезженными, и никакие фокусы не выкидывали. Каждый из нас ехал верхом на одном, а второй конь топал следом, привязанный за уздцы к задней луке седла — мы такие «пары» у наших кавалеристов часто видели, вот и повторили в точности. Нам было страшно, что нихельцы примутся разыскивать свой перебитый дозор, а от конной погони мы точно не уйдём, с нашим-то опытом верховой езды — вот поэтому изо всех сил старались уйти подальше от места схватки.
Непривычное ощущение: ты как будто сидишь на ходячем заборе и думаешь только о том, как бы не сверзиться наземь. Хотя ноги и не топчешь, но зато задницу с непривычки отбивает, как куриную котлету. Пытались ускорить ход — голова кружится, страшно, в седле высоко подбрасывает. Так и шею свернуть недолго.
Малька, наконец, «накатило». Он зарыдал взахлёб, как мальчишка, утирая слёзы кулаком и на него же наматывая густые сопли. Прямо-таки затрясся весь. Его кобыла недоумённо скосила глаз на непонятного седока: что за команду он пытается ей подать? Если приказа нет, то зачем трясти бока? Я, глядя на него, тоже не удержался и зарыдал. Нам было жалко беднягу Ермина, которого мы даже упокоить по-человечески не могли, мы жалели себя, молодых, но уже познавших вкус убийства людей — мы ощутили отчаянное биение их душ, не желавших выходить из привычных тел в иной мир. Нам было жалко своих однополчан, быстро умиравших на наших глазах от страшных ран, с которыми мы успели длительно пообщаться, познавая солдатскую науку, и даже привыкнуть друг к другу, — как будто все с детства были знакомы.
Наконец, мы, опустошённые и обессиленные, умолкли и продолжили свой путь без слёз. Подошло обеденное время, и мы остановились. Свои щиты разломали на дрова и щепу, разожгли из них костёр, принялись томить на углях натёртое нихельской солью конское мясо, чтобы сохранить его на оставшуюся дорогу. Нихельские щиты — лёгкие, аккуратные и окантованные — решили оставить себе. (Они путешествовали с нами, надетые на луки седел вторых коней.) В трофейных сумках нашлись куски хлеба, сырокопчёной колбасы, и мы запировали.
На войне не бывает, чтобы всё шло хорошо.
— Люди! Люди! — окликнул кто-то нас.
Мы повскакали и выхватили мечи.
К нам шёл, послушно подняв руки, молодой мужик, одетый в чудную одежду, с аккуратной чёрной бородкой и без усов. И наряд его выглядел очень простым, но, клянусь, стоил немалых денег — именно
— Люди! — повторил он. — Слава богу, хоть кто-то есть живой! Я попал в переплёт и заблудился в этих чёртовых полях — жрать хочу, как волк! Я заплачу золотом за любой кусок мяса!
— Шпион, — сказал уверенно Малёк. — По лицу видно — шпион. Смотрит как-то не по нашему. И одет не так. Кончаем? — и обернулся ко мне, кровожадный и решительный.
— Какой дурак направит шпиона в такие поля? — возразил я. — Кого тут искать? Если мы свою армию найти не можем — а он-то что тут найдёт?
— Ну, мало ли… Может, просто проверить хотят, что тут никого нет?
— Шпионы не кидаются ко всем встречным, — возразил я. — Иначе, что они за шпионы такие? Их, наоборот, никто видеть не должен.
На самом деле, я по глазам странного путника видел, что он, действительно, на грани безумия. Возможно, и от голода. Только вот как он заблудиться-то ухитрился? Если даже и аристократ. Дворяне — они, того, охоты всякие любят, по лесам и полям им разъезжать не в диковинку… Кстати, а где конь у этого мужчины? Шпион он там или кто — но без коня кто ж по полям шляется? Только мы, — дезертиры из пехоты…
— Золото покажи, — потребовал я.
Путник с готовностью выхватил из кармана жёлтый кругляш.
— Кидай сюда!
Я поймал брошенную монету. Наш рисунок, не нихельский. Я взял мешочек с остатками воды, кусок хлеба и колбасы и кинул ему в ответ. Он жадно набросился на еду, блаженствуя. Всё-таки некие изысканные манеры у него ещё остались: он тщательно жевал пищу, смакуя, и очень аккуратно прихлёбывая.
Что ж, судя по всему, он «путешествует» примерно столько же времени, как и мы. Интересно, откуда он всё-таки взялся?
— Ребята, — заговорил накормленный незнакомец проникновенным голосом. — Я вас очень прошу: возьмите меня с собой, а? Не могу я больше — ноги болят. Не привык я столько ходить пешком.
— Ага, аристократ, — презрительно скривился Малёк. — Ходить он не может, да. Сначала накорми, потом коня дай. Потом, скажешь, обувь тебе чистить надо?
Тот понимающе улыбнулся:
— Поверьте мне, юноша: у меня не было нужды ни в лошадях, ни в еде. Я жил себе в Гренплесе в своё удовольствие, пока вдруг не случилась эта проклятая война. Отступающая армия вошла в город и приготовилась к осаде, а мне, наоборот, нужно было город покинуть, по своим делам. Мне удалось вырваться за стену, но только я остался безо всего: меня ограбили в пути. И теперь я не могу добраться до своего места назначения.
— И куда же тебе надо? — спросил я.
Вот так и спросил нагло, через «ты», не очень-то преклоняясь перед когда-то имущим человеком.
— Вы не поверите — мне нужно найти тут одну пещерку. Если бы меня не ограбили — я бы её быстро нашёл, а теперь вот хожу тут кругами…
— Ну, извини, ничего мы тебе искать не будем. Нам спешить надо.
— Хорошо, хорошо, хорошо, — торопливо согласился незнакомец, в знак согласия подняв над головой кусок колбасы и мешочек с водой. — Как скажете. Хотя бы вывезите меня из этой проклятой степи! Не оставаться же мне тут, без еды и коня. Я дам ещё золотой! Два!