Рожденная революцией
Шрифт:
– А почему же нельзя собрать народ на опознание? – настаивала Маша. – Послать повестки, вот и все!
– Бездорожье, – буркнул Анисим. – Да и не пойдут смотреть.
– Заставь, ты – власть, – спокойно сказал Коля.
– А вот поживешь у нас, осмотришься, – ответил Басаргин, – тогда поймешь, что ты глупость сказал. Я запрягать пойду, догоняйте.
Коля и Маша вышли из оперпункта, осмотрелись.
Вдалеке, у края перрона, Басаргин что-то объяснял трем здоровым мужикам. Они подняли убитого, унесли.
– Идем. – Коля зашагал к опушке леса. Маша послушно двинулась за
– Давай-ка в лес пойдем, – сказал Коля.
– Зачем? Что мы скрываемся? – возмутилась Маша.
– Ты что сказала бабке? Кто убил мужика? – усмехнулся Коля.
– Блатные… – Маша догадалась, что задумал Коля, и сразу скисла.
– Сама все сообразила, сама меня на эту затею натолкнула и сама же куксишься. Нелогично!
– Тебе волчья шкура не пойдет, Коля, – грустно сказала Маша.
– Да я еще ничего и не решил, – попытался успокоить ее Коля. – По обстоятельствам сообразим, а ты раньше времени с ума не сходи!
Подъехал Анисим Басаргин:
– Садись, не то… Путь долгий, если еще помнишь.
– Помню, – кивнул Коля. – Он, понимаешь, отвозил меня тогда на станцию, – объяснил он Маше. – И теперь везет! Есть судьба, черт возьми!
– Я после твоего отъезда в Псков подался, – сказал Анисим. – На фабрику поступил – котлы для паровозов клепать. Ну, а оттуда, по путевке, в милицию. А ты, значит, едва под расстрел не попал? – Анисим засмеялся. – А уж мне твой Арсений тогда так на сердце лег, так лег! Я тебе, брат, завидовал до смерти!
– Вот мой рапорт о случившемся в поезде, – сказал Коля, протягивая бумажку. – Бандиты хотели убить меня и мою жену. Приобщи к делу в качестве доказательства.
Анисим повертел рапорт в кривых, узловатых пальцах и порвал его. Вынул зажигалку, сделанную из патрона, и запалил клочки.
– Ты… ты, часом, не болен? – обозлился Коля. – Это же документ, доказательство. Я же тебе русским языком объяснил! На суде…
– До суда еще дожить надо, – перебил Анисим. – Это раз. Второе – поймать их надо. Это два. Я, брат, если бы всю эту бухгалтерию разводил, – давно бы покойником был. Я, Коля, их и без этого рапорта поймаю, увидишь. К концу твоего отпуска – «четыре сбоку и ваших нет!» Н-но, радёмые, – ом потянул вожжи, лошади заковыляли по вязкому проселку. Копыта смачно чавкали в жирной грязи. Маша прислонилась к плечу Коли и задремала.
– Как твоя рана, – осведомился Анисим, – не беспокоит?
– Засохла уже, – беспечно отозвался Коля. – Слышь, Анисим, – тихо продолжал он. – Есть у меня план.
– Какой? – сонно спросил Анисим.
– А такой, что Феденька этот у тебя под носом орудует без всяких, я это собственными глазами видел.
– Ну и что? – оживился Анисим. – Я ведь не отрицаю.
– А то, что я тебе уже говорил: якшался в свое время Феденька с попом! С Серафимом!
– Эва, – вздохнул Басаргин. – Когда это было. Теперь они и близко не знакомы. Феденька из наших мест исчез лет пять назад и с тех пор не видать его. А в чем план-то?
– План такой. Приеду я к Серафиму…
Коля не договорил. Впереди упала ель и загородила дорогу. Басаргин натянул вожжи, телега остановилась.
– Что такое? – проснулась Маша.
–
Маша притихла. Басаргин вытащил из кобуры наган, направился к завалу. Осмотрел его и углубился в чащу. Коля достал кольт.
– Банда? – напряженным голосом спросила Маша.
– Завал, – ответил Коля. – Хорошо, если случайный.
– Поди-ка, – позвал Басаргин.
– Не бойся. – Коля ободряюще улыбнулся жене и подошел к Басаргину.
– Ель подпилена, – сказал Басаргин. – Подсоби.
Сдвинули ель на обочину. Басаргин вытер пот, направился к телеге.
– Банда? – снова спросила Маша.
Басаргин кивнул:
– Стрелять умеете?
– Умеет, – сказал Коля.
– Отдай ей свой кольт, у него спуск легкий, – продолжал Анисим и протянул Коле наган. – У меня в кармане – второй, бери, не сомневайся…
Маша привычно прокрутила барабан револьвера, проверяя патроны, щелкнула предохранителем. Басаргин одобрительно хмыкнул:
– Н-но… – Лошадь снова зачавкала по грязи.
– Не понимаю я чего-то, – недоумевал Коля. – Завал был? Был? Чего они нас из засады не перестреляли?
– Не так все просто, – сказал Басаргин. – Видать, есть у них свой интерес.
– Какой? – спросил Коля.
– Поймаем – узнаем, – усмехнулся Басаргин и серьезно добавил: – Может, думали, я один, а увидели – нас трое, и отступили. Кто их узнает.
Начинало темнеть.
– Нелегкое у тебя свидание с юностью получается, – грустно улыбнулась Маша. – Я читала, что в полиции средний возраст был сорок пять – пятьдесят лет.
– Что значит «средний»? – уточнил Басаргин.
– Умирали они в этом возрасте, – сказала Маша.
– Так они еще взятки брали и сладкое ели, а мы на гнилой картошке и до тридцати не дотянем, – невесело пошутил Басаргин.
– Мы до ста лет жить будем, – сказал Коля. – И нас ни пули бандитские не возьмут, ни ножи. Потому что мы за правое дело жизнь отдаем, а это, я считаю, главное!
– Ну, помитинговали, теперь давайте о деле, – устало сказал Басаргин. – Засветло не доедем, это уж так. А в лесу ночевать…
– Костер разведем? – оживилась Маша. – Я ни разу не ночевала в лесу у костра!
– Ничего хорошего, – махнул рукой Басаргин. – Сыро, гнус жрет и вообще.
– Страшно? – Маша поежилась.
– Не дети, чтобы страшно было. Опасно, вот и все.
Анисим выпряг лошадей, начал собирать сухой валежник. Коля помогал ему. Лес шумел вокруг протяжно и печально. Коля прислушался к неясным шорохам, настороженно повернулся на подозрительный треск сучка. Нет… Это не «они». Пока не «они». Ночь спустилась над лесом. После дневной духоты и дождя вызвездило, потянуло прохладой. Ветерок угнал тучи гнуса, стало легче дышать. Постепенно Коля успокоился, расслабился. Потрескивали сучья в догорающем костре, то тут, то там вскрикивала дурным голосом ночная птица. Вспомнилась тихая, вязкая после частых дождей дорога – улица в родной Грели, толпы мужиков, идущие к площади ладить стенку… И Феденька – слюнявый, с колючими глазками и слова его: «Сон вспомни, Коля: зовешь родителей, а дозваться не можешь». Почему он так сказал? Что имел в виду?