Рожденный из Ада
Шрифт:
Он встал и медленно материализовался на кухне. Оксана, в который раз за последний час уже? вздохнула при его появлении и тут же притихла, отчетливо увидев взгляд сестры.
Мужчина прислонился к притолке и уставился на сестер.
— Дамы, я понимаю, что у вас отличное настроение, — произнес он тихим, невероятно спокойным голосом, от которого, однако, веяло ледяным холодом, и у обеих женщин волосы встали дыбом. — Но я жутко устал на работе. А еще мне пришлось выдержать сегодня два допроса по поводу покушения на моего друга. Поэтому я хочу отдохнуть. И если вы обеспечите мне тишину в квартире, чтобы я это сделал, я буду вам бесконечно благодарен. А уж
Владимиру не было резона врать, особенно прикрываясь происшествием с его другом. Его на самом деле за сегодняшнее утро допросили по поводу того их выезда дважды. И оба раза на допросах присутствовал все тот же пожилой статный мужчина, что приходил к ним в дежурку с просьбой уничтожить протокол. Генерал, определил для себя Федотов и так и звал его мысленно. Генерал от спецслужб. Этот мужчина за все время допросов не проронил ни слова. Он сидел, как молчаливая статуя. Но Владимиру было понятно, что этим происшествием этот генерал сильно заинтересован. Раз уж он потрудился приехать на допросы двух патрульных. А Владимиру "повезло" оказаться первым со своим экипажем на месте, где было совершено покушение на сотрудника спецслужб. Результат, как говорится, на лицо! Слава Богу, не на лице! А то хорошо, как говаривают, допрашивают в камерах на Лубянке. Кто знает, что с ним было бы, если бы его допрашивали там, а не в их подразделении.
— А что это был за друг? — без язвы в голосе долго Марина обходиться не могла, поэтому сейчас та самая прежняя Марина вернулась. Она повернулась к мужу всем корпусом, демонстрируя видимую заинтересованность. Но тут же поняла, что своей язвительной интонацией только разозлила мужа еще сильнее.
— Армейский, — отрезал Федотов.
— И что же с ним могло произойти? Вы же там, в армии, такими суперменами были!
— Расстреляли вместе с женой и дочкой. Еще вопросы?
Марина поняла, что лучше больше ничего вообще не говорить, демонстративно встала и вышла из кухни. Оксана последовала за сестрой, понимая, что если они обе сейчас что-то скажут, то получат по полной программе от этого крепкого и спокойного с виду мужчины.
Через десять минут голоса женщин стихли на лестничной клетке. Мужчина вернулся в большую комнату, вставил кассету "Любэ" в музыкальный центр и включил на максимальную громкость.
Это нельзя было назвать попыткой расслабления. Но хоть немного, но он сможет отдохнуть.
Кто же был тот мужчина? Почему его голос оказался настолько знаком? Ведь это не может быть простым совпадением? Не может быть такого, что у двух человек оказываются одинаковые голоса? И откуда этот богатый мужчина знает происшествия в Чечне? Неужели это Матвей? Неужели его друг оказался жив? Тогда почему его невозможно оказалось узнать? Что это? Вынужденная мера изменить лицо пластическими операциями? Или что-то другое?
В любом случае, надо как-то попасть в палату, где лежит этот загадочный мужчина. При осмотре машины, которая тоже попала под пули, они нашли пакет документов на имя Александра Воропаева, менеджера по продажам в какой-то крупной торговой фирме. Если только слух Федотова подвел?
Мужчина встал с дивана, поддавшись стуку в батарею слишком правильной старушенции, жившей этажом выше, которая не признавала никого, кроме своего любимого Шаляпина, на концерт которого она попала однажды в очень юном возрасте. С тех пор она ненавидела всех абсолютно исполнителей, кроме того самого Федора Ивановича.
Раз он
Федотов не знал, что буквально через два месяца он получит все ответы на свои вопросы. А пока он решил попытать счастья и попасть в палату к этому несчастному мужику.
Часть 19
Тусклый свет заливал палату, с трудом пробираясь через затянутое непонятной материей окно и смешиваясь со жалкими попытками разноцветных ртутных ламп, стоявших в потолочных светильниках, внести хоть какое-то разнообразие в унылую картину переливающихся мониторов обычной больничной палаты реанимации. Необычным в этой палате было только то, что пациент здесь лежал только один.
Посреди палаты, навысокой койке, укрытый до пояса белой простыней, лежал мужчина средних лет с легкой сединой на темных висках и чуть седоватой щетиной. Со всех сторон к нему тянулись провода и трубки от разных приборов. Чуть в отдалении стояло "искусственное сердце", перегонявшее кровь, пока его собственное не начало справляться с той нагрузкой, которую оно должно нести.
Его крепкое тело, лежащее сейчас абсолютно ровно, словно какой-то пласт, вызывало у стоявшего по ту сторону от разделявшего их стекла седовласого, умудренного жизнью, мужчины, лишь упаднические мысли. Этот человек, такой крепкий, сильный, который всегда казался несгибаемым, сейчас был просто бессильным телом, не подававшим никаких признаков жизни. То, что в нем еще что-то теплится, показывали только приборы, контролирующие его состояние с помощи десятка датчиков, закрепленных на разных частях тела. По их мониторам бежали строгими рядами кривые деятельности всех жизненно важных органов. Вот только мозг пока еще спал.
— Он так и не приходил в себя? — седовласый мужчина в который раз поправил все норовящий сползти с плеч застиранный халат и поплотнее сжал папку, которую он держал в руках.
— Пока нет. При том, что это уже не первое его такое ранение, такой тяжести, я имею в виду, — кивнул врач на лежащего за стеклом мужчину. — Как минимум, слишком глупо ждать, что он быстро очнется. Тем более, что я помню его очень хорошо. С каждым ранением такой тяжести у него период восстановления все больше и больше. На Вашем месте я не надеялся бы, что он скоро очнется. Силы у его организма уже не те.
— Вы сами знаете, что мне все равно, когда Вы его поставите на ноги. Мне важно, чтобы он пришел в норму. А как долго это будет продолжаться, не столь важно.
— Вы же понимаете, что машина — это моя епархия, поэтому я за нее отвечаю. И Вы знаете, что я машину восстановлю, чего бы мне это не стоило. А вот психика его — тут я уже ничего не могу обещать. Тело его будет почти как новое, когда он выйдет от меня. И проживет он, как минимум, еще лет пятьдесят, если, конечно, не схлопочет пулю в лоб раньше. А вот что с его мозгами делать, я не могу сказать. Тут уж я не властен что-то исправить. Не мне Вам рассказывать про посттравматический синдром.