Рождённый в чужой стране. Время перемен
Шрифт:
За прошедший год у меня накопился значительный недосып, и я не преминул вздремнуть. Разбудили меня перед обедом. Оглядевшись, я обнаружил, что в палате появились ещё двое, оба по направлению от военкомата. Коек для них никто освобождать не собирался.
Пациенты клиники ели в две смены. Столовая (она же помещение для встреч с посетителями) находилась на первом этаже. Когда пришёл наш черёд обедать, мы спустились вниз по лестнице и расселись за длинными деревянными столами.
Еда была так себе. Без передач тут и впрямь будет плохо.
После двух часов дня военкоматчиков по очереди стали вызывать
Вопросы поначалу шли невинные – анкетные. Затем женщина взяла со стола лист бумаги. Я без труда узнал в нём характеристику с работы – самолично, кстати, написанную. Но врачу об этом знать необязательно, тем более что предоставленная информация, как ни странно, была вполне объективной. То ли дело школьная малява: «… В политинформациях не участвует, но политику партии понимает правильно»! Впрочем, чего ещё ждать от педагогов «совкового разлива»…
– «Не всегда адекватно реагирует на замечания руководителя», – зачитала врач. – Поясните, как это понимать?
– Всякое бывает… – пробормотал я, поморщившись.
– Если взрослая женщина на критику начальника начинает лить слёзы – это, я считаю, неадекватная реакция. Вы тоже плачете?
Издевается? Возможно… Я вспомнил высказывание, услышанное от своего друга и тёзки Сальникова, и процитировал:
– Нервный человек не тот, кто орёт на подчинённого, – это хам. Нервный человек – тот, кто орёт на своего начальника.
– Даже так? Сколько вам полных лет?
– Не помню… Двадцать четыре… кажется.
– А отчего же не помните? С памятью плохо?
– Вы чего ко мне пристали?! Я свой возраст помнить не обязан!
Не врал я ей. В самом деле частенько забывал, сколько мне. За ненадобностью.
– А ну прекратите! Нечего мне тут психа изображать!
Я смутился: и впрямь реагирую излишне агрессивно. Дёрнул плечом и пробурчал:
– Не изображаю я психа… – Помолчал и добавил: – Обстановка у вас тут дюже «приятная», вот и завёлся…
– Я много пациентов за время своей работы здесь повидала. Но почему вы так себя ведёте, мне не совсем понятно… Судя по наличию высшего образования, интеллектом вы не обижены. Можете быть свободны!
Я встал и покинул кабинет. Санитар, карауливший у двери, впустил меня в отделение и сказал:
– Медсестре передай, чтобы вела следующего!
Я кивнул.
– Вот и поговорили… – пробурчал я, шагая по коридору.
И впрямь можно подумать, что на публику работаю. Оправдываться теперь тоже глупо…
Озвучив на посту просьбу санитара, я вошёл в палату. Здесь ничего кардинально не поменялось – двое новеньких по-прежнему жались по чужим койкам. На моей, в частности, сидел высокий худощавый парень – с виду типичный студент. При моём появлении он вскочил. Я бухнулся на постель, а этот стеснительный мальчонка так и остался стоять.
Чуть погодя я предложил ему:
– Присаживайся. До ночи ещё далеко.
– Спасибо, – поблагодарил он и снова опустился на край кровати.
– Как тебя звать-то?
– Дима.
– Лев, – представился я и обратился уже ко второму: – А тебя как величать?
– Алексей.
– На
– А… у кого? – беспомощным голосом спросил Алексей.
– У медперсонала отделения…
Я повернулся на бок и закрыл глаза. Спать не хотелось, но и смотреть на всё это тоже. Так и лежал бы, не вмешиваясь ни в чужие дела, ни в чужие разговоры. В друзья никому навязываться я не собирался. Впрочем, и врагов наживать не стремился. Только вот получится ли? Не верю… Прощаясь утром с Полиной, я сказал, что не вижу смысла в её визите в первый же день, но сейчас жалел о своих словах.
– А ведь военкоматчиков больше всех, – многозначительно произнёс алкоголик с гонором. – Надо бы с новеньких денежку собрать. На вливание в коллектив.
Сказанное относилось и ко мне.
Я открыл глаза, повернулся на спину, сел, а затем, глядя в ухмыляющуюся рожу этого «общественного активиста», сказал:
– Ага! От мёртвого осла уши. Получишь у Пушкина [18] !
Почти все находившиеся в палате дружно загоготали, и стало понятно, что вопрос по «вливанию» снят с повестки дня. Из бодрствующих не смеялись только я да мой новоиспечённый враг. Чувствовалось: этот не забудет, как его обломали. Жаль, нет под рукой ничего похожего на отвертку – выкрутить бы болты, крепящие дужку кровати. Так, на всякий случай… Но я понимал: в клинике побывала не одна сотня дерзких и буйных. У здешних медиков имеется многолетний опыт работы с подобными пациентами, так что ничего подходящего на роль отвертки я не найду.
18
Цитата из романа И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев».
Вторую смену наконец-то позвали ужинать, и мы, вскочив с коек, бросились обуваться. Когда я, сидя на корточках, завязывал шнурки на кедах, гонористый алкоголик, проходя мимо, попытался ударить меня коленом в плечо. Видимо, собирался «отсушить» мне руку. Но то ли он не рассчитал, то ли я рефлекторно среагировал на движение, и нога прошла вскользь.
Что это было: провокация или начало открытого конфликта?
Всё произошло достаточно быстро, и окружающие могли ничего не заметить.
А недруг мой уже мчался вниз по лестнице.
Закончив возиться с обувью, я спустился в столовую. Там, оглядевшись, пришёл к выводу, что устраивать разборку в присутствии санитаров и ещё двух пациентов, выполнявших функции надзирателей (местные за глаза называли их вертухаями [19] ), будет чревато проблемами. Ясно одно: если этот литрболец и впрямь нацелен помериться достоинствами, то сегодня вечером дело дойдёт до рукопашной.
Но судьба и медперсонал всё решили за нас: пациентов, находившихся в карантинной больше недели, перевели в другие палаты. Моего врага отправили в седьмую.
19
Вертухаями на уголовном жаргоне именуются тюремные надзиратели.