Рождественские истории дедушки Суарри
Шрифт:
На пороге декабрямс!
За окном метель кружит,
Первым снегом ворожит!
Муфти-пуфти, туфти-пух!
Полотно из белых мух –
Пред домами стелется,
Скоро всё изменится!
Муфти-пуфти, та-ра-рах!
Звёзды пляшут в небесах,
В ожидании волшебства –
В ночь Христова Рождества!
А
Это он, младенец-снег, искусно расшил серебряным бисером шёлковый плащ зимнего неба. Припорошил лавандовые крыши деревенских домов. И вот теперь капельку уставший, присматривал местечко для ночлега.
Первый снег в Тартенбраш дё Сапа – большая радость! Он зазывает Рождество! Особенно в это время счастлив седой ёж – месье Суарри Нуарри. В нём, словно по велению волшебства, просыпается превосходнейший певец. Он поёт обо всём и везде: на чердаке, копаясь в старых вещах, пересчитывая кубики сахара во время вечернего чаепития, намыливая иголки в пенной ванной и взбивая перед сном подушку. Даже такие простецкие слова вежливости, вроде «salut»2 или «madame»3 он произносит неподражаемо мелодично. Вот послушайте, получается что-то вроде: «salu– salu– lu– lu– allut» и «madame– padame– dame– dame– madame»! Так душа его поёт, не иначе. Дедушка Суарри за сотни фонарей, за тысячи дорог и миллионы еловых лесов чувствует приближение Рождества. Его лапки взволнованно дрожат, хвост торжественно виляет, а иголочки на затылке седого ежа вытягиваются и замирают – так они ловят невидимые сигналы зимних чудес.
Да, своего чуда дедушка Суарри ждёт прилично долго. А «долго» – это сколько? У каждого «оно» своё. Но известно лишь, что за это «долго» Суарри Нуарри уже истоптал с десяток пар хорошеньких кед и пару приличных ботинок, прожёг на солнце любимую соломенную шляпу и трижды потерял «годные» очки для чтения утренних газет. Он даже умудрился освоить «проклятые компьютерские программки»: насоздавал море «Word– овских документов» и вдоволь порисовал в «PowerPointе». Он тогда всё открытки выдумывал для бабушки Муминьи (на все случаи жизни). А затем вновь забыл всю эту компьютерную науку в пользу шахмат и стрельбы из ольхового лука.
А сегодня он вновь спешил навстречу вечерним чудесам. Высунул свой чёрный нос в приоткрытую дверцу, вдохнул лёгкий морозец декабря. И таки выскочил на скрипучий порог акациевого домика. Суарри с восхищением наблюдал, как по небесной сцене вышагивают юные серебристые звёздочки. И вот, глядя на них, он кажется, решился загадать желание. То самое, что так долго откладывал на «потом».
– Каждое Рождество звёзды будто рождаются заново, в это время все они несказанно добры и норовят исполнить сотни-тысячи желаний землян, вечно что-то желающих! Вот и я своё однажды загадаю! – рассуждал робким шёпотом
– Звёздочки-звёздочки… Небесные волшебницы… – запел дедушка Суарри звёздам, – Я уже совсем древний ёж… И силы мои не те, что прежде. Это в юности я был «ого-го», все знали «зажигалочку Суарри». А теперь…всё. Кажись, пришло время… Время старчествовать! Но вот ведь какое дело – в это Рождество всё в нашей деревне может измениться! – дедушка Суарри замешкался, и как-бы между прочим добавил, – А вот сын решил нас с бабулей порадовать! Везёт внучат. Я их смеха «лет триста» не слышал! Они прибудут к утру! А моя любимая рождественская ёлка так и не ожила! Так и стоит, словно кактус бесчувственный. И всё сохнет, – вздохнул ёж – Не хотел бы я вас поторапливать, уважаемые хранительницы неба, да только на душе как-то неспокойно, – сказал ёж. И хоть и не любил он у кого-то что-то просить, да вымолвил, – Тьфу ты, ну-ты! Звёздочки-звёздочки! Как же мне ёлка сейчас необходима! Моя! А велите, чтобы…
– Суарри Нуарри! Да будь ты неладен! – вдруг раздалось за его спиной, – Живо закрой дверь! Сквозит так, что все мои иголки окоченели! Что все мои лапы покраснели! Что весь мой хвост замёрз и вот-вот отпадёт! – хлопотала бабушка Муминья.
– Отпадёт…как же, – проворчал дедушка Суарри, – Ты свой хвост у камина так насидела, пирогами так откормила, что ни один мороз его не проймет… Как не дуй на твой задок, ему не страшен холодок –отмахнулся он от супруги.
– Ах, Суарри, ты намекаешь, что я толстая? – нахмурилась она. И понадёжнее закуталась в свою серенькую шаль.
– Нет! Я говорю, что… – начал было Суарри.
– Значит, я толстая?
– Муминья! – разозлился дедушка Суарри Нуарри, – Я, видишь ли, немного занят!
– Затвори дверь, я тебе говорю! Старый ёж, а простыть невтерпёж! – скомандовала Муминья, – Безобразие! Опять со своими звёздами воркуешь! То с этим бестолковым деревом, то со звёздами! Лишь бы поговорить! Рождество на носу, скоро внуки приедут! А ты… Эх, что с тебя проку!? – Муминья с досадой хлопнула в ладоши и закатила глаза. И чуть не упала в обморок от обиды. А тут ветерок декабрьский ей как в нос угодил, защекотал, закусал. Бабушка чихнула! Раз, два и ещё раз тридцать два.
– Иду, иду… – пробормотал дедушка Суарри. С досадой взглянул на звёзды и прошептал, – Я завтра договорю…Завтра дожелаю… Вы только обязательно на небо выходите! Ну, свидимся! …Муфти-пуфти, тарарах!
«Вжух и бамс»! – так захлопнулась за дедушкой дубовая дверь. Да поскрипела напоследок, будто-то понимала она настроение хозяина и даже сочувствовала ему. А дедушка Суарри, нарочно шаркая лапами по деревянному полу, подошел к Муминье. И как крикнет:
– Ах и ох! Ох и ах! Звёзды пляшут в небесах! А Муминье всё равно. Ей не в радость Рождество!
– Вж-вж-вж! Жу-жу-жу! Вжу-вжу-вжу, ву-ву, жу-жу! – весело пропел подоспевший к своему хозяину шмель Жужьен. Жужьен вообще любил поддакивать, а вернее «поджуживать» деду, ведь тот частенько угощал его карамельной смолой, а по праздникам и ореховым пирогом делился.
– Да в радость! В радость мне Рождество! – воскликнула Муминья, продолжая украшать румяные бока пирога горяченьким шокопокком и засахаренными орешками, – На-ка вот, испробуй, – и она примирительно поднесла к носу Суарри деревянную ложечку с остатками сладкой глазури.
– Не хочу, не буду, – отвернулся Суарри, – Я знаю этот твой «шокопокк». Лизнёшь немножечко – нечаянно съешь всю ложечку. И так все зубы от твоих сладостей болят!
– Все? Ха-ха! Все три зуба? – рассмеялась Муминья. И сама с удовольствием облизала сладкую ложечку, – А знаешь, это не от моих пирогов и печенья у тебя зубов нет! Сам перепробовал все сладости мира на всех ёлках Вселенной, а теперь я виновата!
– Ну, полно! Полно тебе! – трижды отмахнулся Суарри Нуарри. Громко запыхтел, засопел и наморщился. Жужьен тут же подлетел к хозяину, уселся ему на плечо и возмущенно повторил за ним все «чихи» и «пыхи». И подперев свои мохнатые бока, воинственно уставился на Муминью.