Рождественские истории дедушки Суарри
Шрифт:
– Верим, друг. Верим! – сказал хозяин дома, – Завтра я вместе с тобою схожу на хвалёную ярмарку. Погляжу, что там за ёлки привёз граф Зубилли. И чего сам зачастил в нашу деревеньку… Мало ему, что целый особняк занял, так теперь ещё и с нашими деревенскими дружить вздумал… Детей, говоришь, леденцами кормит? Ну-ну… Я ведь его сам ещё не видал. Всё с ваших слов. Хвалите его, восхищаетесь… Встретиться б и мне с ним. Да только я соберусь, как он «шмыг» да в особняк!
– Суарри! Граф – приятный господин. Весьма приличный лис! – смутился месье Каркуль, –
– Ах, в библиотеку?! – вспыхнул седой ёж, – И что, позвольте узнать, он хотел прочесть?
– Э-э… – смутился месье Каркуль, – Спрашивал Книгу декабря. Так ведь мы её никогда приезжим не выдаём. Даже за мешок конфет! Её и деревенские-то не читают. Очень уж сложно там всё написано… В общем, она у меня так в потаённом месте и хранится. Только тобою и прочитанная. Ну… и я полистал немного.
– Вот и храни, – отчеканил дедушка Суарри.
– Ой, на душе как-то не спокойно вдруг стало, – защебетала бабушка Муминья.
– А ты не тревожься, – сказал дедушка Суарри, – О внуках думай. Слышал я, Острячок и Шипчик в чудеса рождественские верить перестали – взрослеют. Беседу с ними задушевную провести надо. А уж ёлки-иголки – это моё дело, – заявил он.
– А что же твоя…ёлка? Как она себя чувствует? – глядя на высыхающее деревце осторожно спросил месье Каркуль, – Не пора ли…
– Не пора! – воскликнул дедушка Суарри. Подошёл к своей перекошенной на правый бочок ёлке. И тихо-тихо повторил, – Не пора. Пока жива на тебе хоть одна иголка, я буду верить. И настанет ночь, и мы увидим чудо, – размечтался он, – А теперь спать! Спать! Спать! – бодро похлопал в ладоши ёж, – О, Каркуль! Ах, ха-ха. А ты, я гляжу, всю розовую настойку одолел! Смотри, долетишь ли до дому. А хочешь так у нас ночуй!
– Нет, полечу! Воронёнка успокоить надо… Вот ведь ёлка! Вот ведь дикое дерево! – пропыхтел он, – Завтра, значит, на ярмарке увидимся? Поглядим, поглядим… – сонным голосом заключил Каркуль и отправился домой. На лету он старался даже по сторонам не глядеть. А то вдруг ещё дикая ёлка ему померещится…
Бабушка Муминья и дедушка Суарри молча слонялись по дому. Сопели, охали, словом – думали. Подмели иголки, опавшие с ворона. Дедушка Суарри внимательно осмотрел каждую. И обнюхал. И тут Муминья аккуратно спросила:
– Суарри Нуарри, кто ж мог ёлку отравить? Сколько лет, сколько зим, а ничего подобного не случалось… Никак колдовство коварное в наши края закралось?
– Тьфу ты, тьфу! С чего ты взяла, что дерево Каркуля было отравлено? Иголки здоровые, ядом не пахнут… Не доказано. Ничего пока не доказано! А потому – не пыхти, Муминья! – нахмурился ёж, – Не пыхти и мне «пыхами» голову не забивай. Придёт утро, разберёмся! А пока будем надеяться, что это не колдовство! Но а коль оно, так я этому колдовству так задам! Мало не покажется… Однажды уже накостылял, так долго не высовывалось!
– Так ты тогда молодой был! Да не один. Ох, волнуюсь, ах волнуюсь, – Вот где теперь та «восьмерка»?
– Не пыхти, не пыхти! Ещё скажи, что я старый! Истинное
– Не старый, но и не прыткий уже, как в ту морозную пору!
– Так значит и колдовство коварное тоже не прыткое! Мы, знаешь ли, с ним одного возраста, – заметил Суарри, и подбоченившись, направился мысли мыслить, – Ты Муминья, ложись спать. А я всё же со звёздами пошепчусь. Мне на свежем воздухе лучше думается, – сказал ёж, обмотался пледом, прихватил с собой чашку чая и вышел на крыльцо.
Метель улеглась. Луна мягко улыбалась из-за облаков. Звёзды весело подмигивали друг –другу. И Суарри захотелось снова стать молодым, и отправиться навстречу иголкосотрясающим приключениям. И как в далёкие времена совершить подвиг. Тут он с мальчишеским криком подскочил на месте, лишь пятки в воздухе засверкали. И пулей бросился в самый высоченный сугроб. И разбрасывая снежную вату направо и налево, давай танцевать да петь:
– Мадам брюзжит: «Месье, вы стар!
Вот вам горчичник, вот – отвар!
Но для геройства нет преград…
– Неси домой свой прыткий зад! – выпалила бабушка Муминья. Высунулась на порог, да погрозила супругу кулачком, – Всех в округе разбудишь-перебудишь!
Но дедушка Суарри и не думал спать. Он махом слепил пухленький шар из послушного снега и запустил его в дверь. Шар разлетелся. Снежинки рассыпались и угодили бабушке Муминье прямо в нос. Та как чихнёт. И сразу в глазах у неё заплясали веселые снежные зайчики. А тут ещё и мороз коснулся её щёк. И бабуля почувствовала себя, как на сто годков моложе! Ей захотелось резвиться и скакать, как озорные ежата.
Муминья слепила снежок поувесистей, и бросила им в дедушку Суарри. Попала! И ёж громко захохотал. Долго они так в снежки играли – кто кого! Бегали по двору, ныряли в сугробы. Вообразили, будто у них выросли крылья. И махали им, как зимние бабочки. Но вот запыхались, устали и усевшись на крыльцо, бабушка Муминья сказала:
– И что за чудный праздник, Рождество? Любого старика превращает в ребёнка… Даже сладенького захотелось. Может, печенья?
– А как же фигура? Печенье и на ночь! – расхохотался дедушка Суарри.
– Фигура… А, ну её! Представь, что сегодня мы – дети. А значит, нам всё можно… И печенье, и на ночь, – рассмеялась бабуля в ответ и юркнула в дом. Дедушка Суарри услышал, как на кухне мигом проснулись и чашки и блюдца. А вместе с ними и чайник – зевнул да давай насвистывать.
За горяченьким и сладеньким, да разговорами о внуках ночь пролетела быстро. Стоило лишь бабушке Муминье и дедушке Суарри задремать, как желтоглазое солнце раскинуло свои лучи над заснеженной долиной. Позолотило берег реки. Поцеловало в оба уха деревенского стража – пса Проциона. Неожиданно подкралось оно и к сонным фиалкам, и к месье Жужьену, и коснувшись его бархатных лапок, шепнуло: «Солнце пришло в Тартенбраш дё Сапа. Пора вставать! Маленькие проказники вот-вот нагрянут»…