Рождественский кинжал
Шрифт:
Мотисфонт не меньше Ройдона оскорбился попыткой Джозефа сыграть на его чувствах, но он шал Хериардов многие годы и не собирался присоединяться к длинноволосому драматургу в его пренебрежительном отношении к ним. Он сдержанно сказал:
– Хериардов не сразу узнаешь. У них у всех, исключая Джо, острые языки, но я никогда не обращал на это внимания. Не надо судить по внешнему виду.
– Мне кажется, все они играют друг другу на руку! – нахмурился Ройдон. – Меня не удивит, если окажется, что отвратительная грубость Стивена по отношению к Джозефу Хериарду – сплошное очковтирательство! Нельзя не заметить, как они стоят друг за друга, когда приходится
Мотисфонт во многом был согласен с Ройдоном, но не собирался в этом признаваться.
– Семья должна держаться вместе, – пробормотал он и направился к двери.
Ройдон последовал за ним наверх, сердито заметив, что не так представлял себе Рождество.
Он был совсем не одинок в своей оценке случившегося. Начальник полиции, майор Болтон, принимая доклад Бэкстоуна, сказал, что именно такое и должно было случиться, как только заболел Брэдфорд.
– Да, сэр, – ответил инспектор, проглотив обиду.
– И еще в канун Рождества! – отчаянно добавил Болтон. – Я считаю, что это дело для Скот-ленд-ярда.
– Возможно, вы правы, сэр, – пробасил инспектор, думая о затруднениях, связанных с этим делом, об отсутствии очевидцев и сложностях общения с такими свидетелями, с которыми он имел дело в Лексхэме.
– А раз так, – развивал мысль начальник полиции, – лучше всего позвонить в Лондон прямо сейчас.
Бэкстоун был с ним абсолютно согласен. Если Скотленд-ярд должен взять это дело, он, во всяком случае, не хотел, чтобы ему говорили, что след уже остыл и что лондонских выскочек надо было вызвать намного раньше. Именно это и происходит, когда местная полиция пытается разрешить дело и терпит неудачу. Что хорошего в том, что из него будут делать дурака, который пытался создать лишние сложности Ярду?
Майор Болтон позвонил в Лондон. В должном-порядке его соединили со спокойной личностью, которая назвала себя суперинтендантом Ханнасай-дом. Начальник полиции сообщил ему подробности дела, и после нескольких вопросов Ханнасайд сказал, что на следующее утро пришлет ему в помощь хорошего специалиста.
Очень любезно со стороны суперинтенданта, но, когда его слова передали инспектору Бэкстоуну, он только и сказал упавшим голосом: «Да». Этот человек из Скотленд-ярда автоматически возьмет на себя ведение дела и к тому же, что вполне вероятно, всех отчитает, подумал он, беспокойно перебирая свои собственные упущения как следователя. Инспектор ушел со службы почти в таком же мрачном настроении, в каком пребывали все в Лексхэме, и почти с такой же обидой, какую ощущал хороший специалист из Скотленд-ярда. Последний – инспектор Хемингуэй – был далек от восторга по поводу порученного ему многообещающего дела и говорил своему подчиненному, что в этом все его везение – ехать в дикий Хемпшир праздновать Рождество.
Сержант Вер, серьезный молодой человек, отважился сказать, что дело обещает быть интересным.
– Интересным! – передразнил инспектор Хемингуэй. – Сплошная путаница. Не люблю убийств, не люблю провинции, и, если я не столкнусь с целой толпой подозреваемых, которые будут глупо лгать без всякой причины, значит инстинкт мне изменяет и ничего тут не поделаешь.
– Может, на этот раз и изменяет, – предположил Вер.
Инспектор остановил на нем пронзительный сверкающий взгляд.
– Не забывайся, парень! – предупредил он. – Я всегда прав.
Сержант усмехнулся. Он много раз работал с Хемингуэем и уважал его несомненные слабости не меньше, чем несомненные достоинства.
– И нечего пялиться, будто ты на льготной дневной экскурсии, потому
– Почему это, сэр? – изумился Вер.
– Потому что таков порядок в полиции, – серьезно пояснил инспектор.
Глава 9
На следующее утро видимых причин предполагать, что инспектор Хемингуэй с меньшим предубеждением стал относиться к порученному делу, не было. По дороге в Хемпшир он горько и пространно рассуждал о пьесе, которую помогал ставить в своем родном городе и которая была назначена на второй день Рождества. У него не осталось никакой надежды поприсутствовать на премьере. По общему направлению замечаний Хемингуэя Вер заключил, что без умелого руководства инспектора у пьесы не остается шансов на успех, если представление вообще состоится.
Драма была одним из любимых коньков инспектора, поэтому сержант забился в угол купе и смирился с неизбежным. Заинтересованное выражение на его лице, под которым скрывалось почти полное равнодушие, ни на минуту не обмануло инспектора.
– Знаю, ты меня не слушаешь, – сетовал он. – Слушай ты больше, ты был бы более толковым следователем, не говоря уж об уважении к вышестоящим. Вся беда таких молодых парней вроде тебя в том, что вы думаете, будто все знаете.
За всю свою безгрешную жизнь сержант никогда не терял уважения к вышестоящему начальству, его старательные усилия расширить диапазон своих знаний были общеизвестны, но он не пытался протестовать. Поэтому Вер просто усмехнулся и сказал, что никогда не был большим любителем театра.
– Этого ты мне лучше не говори! – с отвращением скривился Хемингуэй. – Могу поспорить, что все свое свободное время ты проводишь в третьеразрядных порнографических киношках!
– Нет, сэр. Меня очень строго воспитывали. Я обычно плотничаю...
– Какая мерзость, – огорчился Хемингуэй.
После вежливой паузы сержант отважился спросить о соображениях своего шефа по делу, которое им поручили.
– Большая ошибка – начинать с предвзятых предположений, – ответил Хемингуэй. – Именно поэтому я никогда их не делаю. У меня будет достаточно времени для того, чтобы подумать, после того как я увижу действующих лиц. Впрочем, спешу заметить, что я вовсе не стремлюсь их лицезреть. Если судить по тому, что сказал суперинтендант, трудно найти людей, которых мне хотелось бы видеть меньше!
– Звучит интересно! – осмелился вставить слово сержант. – Судя по всему, головоломное дельце, иначе местные не позвонили бы нам.
– Вот здесь ты, скорее всего, ошибаешься. – Инспектор не питал никаких иллюзий. – Всякий раз, когда вызывают на преступление, в котором замешаны важные персоны, могу поспорить, это потому, что начальник полиции играл в гольф с половиной из подозреваемых и не хочет сам вести дело.
Дальнейшие события показали, что Хемингуэй был до определенной степени прав.
– Не хочу притворяться, я рад передать вам это дело, инспектор, – разливался начальник местной полиции. – Все довольно нелепо и невероятно! Я знал убитого многие годы. И знаю его брата. И все это мне не нравится.
– Да, сэр, – сказал Хемингуэй.
– Более того, – продолжал начальник полиции, – это чертовски странное дело. Не понимаю, как убийство вообще могли совершить. И разумеется, следователя нет, болен. Пока что вел дело инспектор Бэкстоун.
– Рад познакомиться. – Хемингуэй мысленно отметил Бэкстоуна как человека старательного, но который, вероятно, не заметил всех главных улик в этом деле.