Розовое гетто

Айлэнд Лиз

— Никто не будет покупать историю о старушке, — утверждала она.

— Эта история не о старушке, — не соглашалась с ней я.

Но Сильвия не сомневалась, что мы напрасно потратили время. А может, лучше владела собой, чем я. Опять же в начале лета Сильвию больше занимал переезд из дома престарелых в квартиру, которая освободилась в доме Бернадины в Бронксе, то есть в районе, откуда она удрала чуть ли не восемьдесят лет назад. Я опасалась, что переезд окончательно подорвет здоровье Сильвии, но на нее он действовал как тонизирующее. Я помогла найти грузчиков и настояла на том, чтобы

нанять человека, который запакует все вещи.

— У вас снова есть деньги, — напомнила я Сильвии. — Вы должны их тратить.

Она рассмеялась:

— Твоими устами говорит Андреа, не так ли? — (Я наконец-то привезла к Сильвии Уэнди и Андреа, и старушка привела моих подружек в щенячий восторг.) — Она сказала, что мне нужен новый телевизор. Я ответила, что слишком стара и долго не проживу. На что получила: «Значит, вы не только сможете взять его с собой, но еще там и отремонтировать». — И Сильвия рассмеялась.

Андреа, вероятно, советовала всем тратить деньги сразу. Она убедила меня купить новое платье для общенациональной конференции РАГ, которая в этом году проводилась в Нью-Йорке. Не просто новое, а шикарное.

Не тщеславия ради, а ради самоуважения. На конференции меня ожидала встреча с Флейшманом. «Разрыв» номинировали на «Рагги» в категории «Юмористический дамский роман» (и, спрашивается, над кем там смеялись?), и меня это тревожило: Флейшман стал одним из считанных мужчин, произведения которых номинировались на «Рагги», и мог получить премию. Поэтому, если уж об мою физиономию разбили бы яйцо, остальное все равно выглядело бы недурственно.

Вопрос о том, победит Флейшман или нет, активно обсуждался как в нашем издательстве, так и в других. Поначалу он казался безусловным фаворитом, рецензенты всячески восхваляли его книгу. И стараниями «Газель букс» Флейшман смотрел на меня чуть ли не с каждой страницы «Романс джорнал». В декабре он красовался на цветном рекламном объявлении во всю страницу, предварявшим статью: «Прощай, девчачья литература, привет, мужчины!» Сама книга получила четыре с половиной поцелуя. В других изданиях скептицизма было побольше. «КМ» язвил: «Состоялся еще один приход мужчины в мир любовной прозы. Джек Флейшман, возможно, мужской ответ Дженнифер Уайнер, но поневоле задаешься вопросом о необходимости такого ответа».

Вот так!

Закончив читать рецензию, я откинулась на спинку стула, согреваемая мыслью, что Флейшман тоже это прочтет.

Весной, вскоре после объявления списков номинированных произведений, на страницах «Романс войс», ежемесячного журнала РАГ, разгорелась яростная полемика. Тон задала статья «Назад к двойным стандартам». Речь шла о том, что книги, написанные мужчинами, автоматически ставятся на голову выше тех, что сочинили женщины. Голоса писательниц отметались как «девчачья литература», тогда как о Нике Хорнби (и ему подобных) тут же начинали писать в книжном обозрении «Нью-Йорк таймс». Издатели, относившиеся к любовным романам — а они приносили немалый доход — как к ерунде, о которой забывают через месяц, вдруг принимались публиковать рекламные объявления на всю страницу, продвигая первые романы, написанные мужчинами, которые в принципе ничем не отличались от произведений,

созданных женщинами.

Автор статьи даже процитировала Флейшмана: «Я — истинный поклонник любовных романов. В безмерном от них восторге. Но я хотел написать что-то такое, что интересно всем, книгу, про которую не скажут, что она всего лишь женская». Эффект был тот же, что и от появления хромающей антилопы перед стаей гиен. В нашем издательстве мы буквально услышали вой, поднявшийся по всей Америке: вопли рассерженных писательниц.

Андреа зашла в мой кабинет со статьей, ликуя.

— Дай хвастуну волю…

Знаменитые писательницы, отвечая Флейшману, указывали, что они тоже стараются писать интересно для всех и их книги не выставляются на «женской половине» магазина, а доступны любому читателю.

— Вот он, ответный удар, — радовалась Андреа. — Прекрасно. Наслаждайся моментом.

Момент растянулся. Весь месяц редакцию засыпали письма: одни поддерживали точку зрения, что жанр дамского романа подвергается враждебному поглощению мужчинами, другие полагали, что автор статьи способствует конфликту по признакам пола между теми самыми людьми, которые пишут книги, проповедующие равенство и взаимное уважение. Потом поднялась вторая волна критических писем, накал страстей поднялся на куда более высокий уровень.

К маю некоторые из писателей уже молили: «Ну почему мы не можем нормально сосуществовать?» — однако их никто не слушал. И уж конечно, никто не слушал Флейшмана, который написал письмо с извинениями, подчеркивая, что он любит и уважает и РАГ, и всех ее членов, и жанр дамского романа в целом. Одним из лучших в его жизни, писал Флейшман, стал день номинации его книги. А злополучную цитату просто вырвали из контекста.

Несколько моих авторов-женщин претендовали на награды в разных номинациях, и на церемонии я сидела с ними. Одна, Рива Нэш, написала книгу, которая противостояла «Разрыву», о женщине средних лет, влюбившейся в своего учителя рисования. Я старалась не представлять все так, будто речь идет о большом сражении между ним и мной. Нет, противостояли друг другу книги.

Конечно, проигрыш Флейшмана очень бы меня порадовал. Но я не относила себя к оптимистам.

Для церемонии объявления победителей Уэнди и Андреа помогли мне найти потрясающее платье от Миссони, по цене, которую я, конечно же, едва могла себе позволить. Простенькое, но яркое, с переходящими один в другой цветами. Двенадцатого размера, что едва не вогнало меня в депрессию. Я расползалась. Съела слишком много залитых шоколадом пирожных с абрикосовой начинкой, которые начали мне нравиться. Посмотрев в зеркало, я увидела тушу.

— А не помолчать ли тебе насчет размера? — спросила Андреа, выслушав мои стенания. Мы втроем набились в примерочную в «Блумингдейле». — Видно же, что оно сшито на маломерок. А выглядишь ты фантастически.

— Посмотри. — Уэнди ткнула пальцем мне в ключицу. — Кость выпирает. И вот твоя талия. Меньше, чем моя.

— И моя тоже, — поддакнула Андреа, хотя ей-то я не поверила.

Уэнди встретилась со мной взглядом.

— Ты одного размера с тех пор, как мы с тобой познакомились, Ребекка. Расслабься. Ты все та же.