Розовый слон
Шрифт:
— Ужасно… Это петухи! Как только милиция позволяет их держать… — вздохнула Байба, надела трусики и повернулась на другой бок.
Примерно в то же самое время в Риге еще в одной семье происходило столкновение поколений. Инженер Мелкаис утром, уходя на работу, заметил в прихожей, что замшевые туфли сына брошены кое-как — где нос одной туфли, там каблук другой. Это был не первый случай, но на сей раз Мелкаис рассердился.
— Алнис, подойди сюда! — позвал он.
После третьего оклика кухонная дверь раскрылась. Характерная черта современной молодежи. Разве отец Мелкаиса в детстве
— В двадцать лет тебе еще нянька нужна? Туфли аккуратно положить не можешь?
— Хочу быть оригинальным. Личность моя не желает походить на других.
— Тогда и брюки надевай наоборот — ширинкой назад.
— Неудобно, анатомия мешает…
— А борода тоже доказывает исключительность личности?
— Борода у всех разная, а бритые лица все одинаково гладкие. — Застегнув последние пуговицы штанов, Алнис почувствовал себя увереннее. — Моя борода ни у кого есть не просит.
— Нет, просит, у меня просит!
— Если военкомат не заберет меня в армию, пойду к декораторам лепить гипсовые головы, в одном дворце у амурчиков обколоты носы. Уже условились. Так что сам буду зарабатывать.
— А твои младшие брат и сестра — на них-то мне зарабатывать, а на работе мне дали понять, что я не умею воспитывать детей: старший, мол, ходит, как древний германец, только коровьих рогов недостает на лбу. Твоя борода портит мою характеристику!
— Хороший характер ценнее положительной характеристики. — Алнис не хотел сдаваться без борьбы.
— Конечно, конечно, но положительная характеристика вместе с хорошим характером дала бы мне должность руководителя конструкторского бюро. Зарплату повысили бы до ста восьмидесяти рублей. Это пригодилось бы всей семье.
— Благосостояние семьи за мою бороду?
— Я этого не говорил… но порядочные люди не ходят, как папуасы.
— Прости, но у папуасов бороды не растут, а если ты, называя меня папуасом, подразумеваешь ругательство, то это уже расовая дискриминация.
— Не цепляйся к словам! Я считаю, что заросший человек — это некультурный человек, и другие тоже так думают, поэтому бороды не носят.
— Иными словами: долой бороды! Вроде бы теперь не времена Петра Первого. Покажи мне такой закон, тогда побреюсь.
— Это неписаный закон порядочных людей!
— Нет, это ограничение моей личной свободы, но без личной свободы нет личности! — Почувствовав, что козыри отца биты, Алнис миролюбиво сквозь усы процедил: — И кроме того, это мода. Разве кто-нибудь ищет смысл в моде? У твоего пиджака три пуговицы. Если бы мода требовала четыре, ты накинул бы десять копеек и пришивал бы четыре.
— Я… я поступал бы… как все порядочные люди.
— Разве я виноват, что бородачи мне кажутся самыми порядочными, а те, что без бороды, — духовными евнухами,
Это уж слишком, слишком… Где-то глубоко в подсознании отец, наверное, и рост сына, сантиметров на пятнадцать выше своего, ощущал как некоторое личное оскорбление. В эпоху акселерации бывает… Инженер Мелкаис выхватил логарифмическую линейку, которую косил во внутреннем кармане, и поднял ее, как меч, на собственного сына.
— Никогда этого не будет! Как все сегодня существует, так и будет всегда! Можешь оставить… — Мелкаис оглядел линейку, — бороду… не длиннее пяти сантиметров. Иначе я не буду с тобой есть за одним столом. — Отец захлопнул дверь и не слышал, как сын возразил:
— Личность нельзя измерять на сантиметры!
Неприятно. Если отец не желает сидеть с Алнисом за одним столом — как же в таком случае быть с едой вообще? Чтобы обдумать ситуацию в условиях, способствующих творческой мысли, он поехал в кафе "Альбатрос".
Неприютное гнездышко называли этим романтическим словом потому, что альбатросы, мол, забредают и в ледяные поля Антарктиды, а это кафе вызывало некоторые ассоциации с Антарктидой — здесь продавали мороженое. На стене намалеваны были зеленоватые глыбы льда, на которых торчали пингвины, вытянувшие клювы за рыбой, как собаки морды за колбасой. И все же в художественном отношении это было одним из наиболее насыщенных мест рижских посиделок: тут роились воспитанники окрестной художественной средней школы. Каждый из них каким-либо предметом одежды был ярым пропагандистом искусства. Перекинутый через плечо шарф цвета киновари доставал до пяток. Римские сандалии с настоящими — переплетающимися до колен — ремнями от постол. В форме и расцветке беретов можно было увидеть всю богатую коллекцию латышских сыроежек и поганок, — школа готовила также и будущих королей моды. Под мышками папки с проектами переустройства художественной жизни. Недостаток денег оберегал нравственность воспитанников, и обычно они обходились кофейной булочкой за семь и кофе за девять копеек.
— Алнис Мелкаис! — раздались голоса, когда Алнис входил.
По этому возгласу Бертул Сунеп, которого прихватил с собой Скродерен в пикапе потребительского общества, признал в Алнисе своего племянника.
Алнис тоже заметил Бертула. Гладко зачесанные волосы, ниточка усов, хотя и в ярком, но все же общепринятого покроя желто-клетчатом пиджаке — он напоминал киноактера прежнего, а не теперешнего поколения.
— Хорошо, что ты сам пришел, только ради тебя я и в Ригу приехал.
— Ну и неожиданность! Как кирпич с вишневой ветки. Предок разозлил: сдирает бороду с меня.
— Поезжай со мной в Бирзгале, будешь в безопасности! Хочу открыть художественный салон, нужен эксперт. Достаточно тебя качали в зыбке специального образования.
— Торговать старинными вещами? — Алине из-под волос поглядел на Бертула.
— Угадал. Нужен снабженец.
— Это идея! Факультет резчиков по дереву я окончил, но еще неясно, не загребут ли в армию. Впрочем, идет! И предок отдохнет от моей бороды. Через месяц начнет упрашивать, чтобы я вернулся, потому что мама за завтраком будет съедать волосы у него с головы.