Розовый слон
Шрифт:
…B Риге на Моторной улице, необходимый индустриальный шум которой обеспечивал соседний аэродром Спилве, слесарь Свика с женой ужинали на кухне и с высот пятого этажа глядели, на двор, где на цветочных клумбах, будто конфетти, были рассыпаны яркие цветы далий. Кто-то в мягкой обуви вошел в переднюю. В дверях появился веснушчатый овал лица их дочери с широкими серьезными глазами, обрамленный прядками волос.
— Байба? Иди сюда, я поджарила камбалу и налила тебе кефиру.
Вошла Байба — стройная, как бездомная кошка. Прилегающая рубашка цвета замызганной лимонной корки приподнималась над грудью лишь на столько, чтобы принадлежность к
— Для кого это?.. — удивилась мать.
— Для моего жениха, — деловито ответила дочь. — Бинний, заходи!
— Как, тоже Бинни? В классе же тебя звали Бинни…
— Я — Бинни, он — Бинний. По паспорту Бронислав. Так же начинается с заглавного "бэ".
Из сумрака передней вынырнул Бронислав-Бинний. Это явление на время помешало родителям придумать толковый ответ. Свика, поглядев сперва на указательный палец — не в масле ли? — протер им глаза. Не помогло — в дверях стояла вторая Бинни, без страха и без злобы глядя на Свиков. Вторая Бинни, правда, была немножко повыше их дочери, но те же прядки прямых волос, которые в случае необходимости можно связать под подбородком, та же помятая рубашка цвета лимонной корки, те же коричневые, сшитые на слоновьи ноги, брюки, такой же кончик большого пальца, выглядывавший из дырки в теннисных туфлях. Недоставало только еле заметного бюстгальтера, да вместо веснушек из-под носа пробивались усики, щеки и кончик подбородка покрывала жидкая, длиной в два казанка, рыжая бородка.
— Приветствую, — глухо сказал Бинний, подняв стакан с кефиром, как бокал вина, перед парализованными Свиками.
— Жених… — прошептала мать.
— Жених? — спросил отец, отложил широкую кость камбалы и встал.
Бинни немедленно загородила жениха.
— Броня, то есть Бинний, тоже в этом году окончил среднюю школу. Мы знакомы уже с весны и хотим в будущем месяце пожениться, — объявила дочь.
— Меня тоже пригласите на свадьбу? — Отец пришел в себя и сел.
— Почему же нет? Свадьбу устроите в Саулкрастах, в летнем домике. Мы там поставим палатки, на соснах повесим громкоговорители и будем танцевать босиком прямо на пляже.
— Мы будем танцевать? — удивилась мать.
— Ну да, все наши.
— Волосатые? — неуместно спросил отец.
— Волосы растут у всех и на всех континентах, только более разумные представители, любящие все естественное, позволяют им расти, ибо человек должен быть естественным. Это принцип, — снисходительно пояснил Бинний, ставя выпитый стакан перед Свикой.
— Как же так — выходить замуж?. Ты должна готовиться к конкурсу в Елгаве, — сказала мать.
— Пока я не замужем, не могу сосредоточиться на занятиях.
Отец вел себя ненормально. Во всех книгах написано, что, если кто-нибудь просит или добивается руки его дочери, отец чувствует себя польщенным и берет на себя все дальнейшие заботы о покупке платьев и чулок. Отец должен бы теперь вынуть из витрины бутылку вина и разлить ее в четыре бокала… Но Свика положил на стол кулаки, не забыв при этом спрятать большие пальцы, потому что не удалось вычистить из-под заусениц все остатки машинного масла.
— Жениться? — спросил он, борясь сам со своим гневом. — Кто же будет вас кормить?
— Наше общество никому не позволяло погибнуть.
— Сколько бы вы давали мне в месяц,
— Рублей сорок. Да стипендию будешь получать двадцать рублей, ну, может, еще какое-нибудь платье, — размышляла мать.
— Вот и давайте мне сорок рублей в месяц, когда мы поженимся.
— Если ты будешь учиться…
— Все пять лет? — спросила Байба.
— Пока не кончишь.
— Значит, ты можешь давать мне деньги пять лет и просто так, учусь я или нет, деньги у вас для меня предусмотрены. И если отец Бинния тоже даст сорок рублей, то мы проживем. Мебель и все прочее для спанья нам не надо, будем спать на надувных матрасах, пить будем только кефир, потому что из всего питательного он наиболее дешевый, есть будем вареную картошку в мундире, потому что на очистку уходит время и теряются витамины…
Оба Свики были поражены, как это им самим лет двадцать тому назад не пришло в голову, что можно вести столь дешевый образ жизни? Теперь они нехорошо молчали. Наконец отец убрал кулаки со стола. Щека с бородкой исчезла в сумерках передней. Открыв еще и входную дверь, Бинний почувствовал себя в безопасности, потому что по лестнице он определенно смог бы спуститься быстрее, чем отец невесты. Байба последовала за ним.
— Если вы не будете платить мне сорок рублей в месяц и в августе не устроите свадьбу, я учиться не: стану и домой не приду. Можете еще до утра подумать, — позволила дочь, затем дверь захлопнулась.
Несъеденную камбалу мать убрала в холодильник.
— Не передумать ли нам… Тогда Байба будет учиться… — рассуждала мать.
— Подруга, у которой ты позволяла ей оставаться на ночь после школьных вечеров, оказалась с бородой! — взревел отец, ибо жена не дочь, не сбежит.
— А ты просил разрешения у моей мамы, когда меня по ночам провожал домой? — не сдавалась мать.
— Я не требовал доплачивать мне сорок рублей за то, что на тебе женюсь.
— Ты что, не получил от моего отца в приданое стол и шесть стульев, и четыре простыни, и большие часы? И ты думаешь, что дочери в приданое ничего не надо давать?
Началась дискуссия, в которой отец узнал, что он такой отвратительный скряга, какого не сыщешь на всей Моторной улице. Жене в свою очередь приоткрыли глаза, чтобы она могла узреть грязные воротнички мужа, про которые она забывает, когда шьет платья для дочки.
Дискуссия по вопросам воспитания кончилась тем, что Свика перетащил свою тахту в прихожую и лёг там. "Проклятье, ножкой тахты поцарапал линолеум, надо бы перенести, но одному ее не поднять…" — брюзжал он, ставя заведенный на 5.30 будильник рядом с собой на полу, возле каблуков туфель жены. Байбина мать выпила два ноксирона и положила щеку на подмоченную слезами подушку. Бесчувственный хрыч, который ворочался в передней и не догадывался извиниться, отторгнув жену и выгнав дочь. Вот вернется сын из армии, будет глава в семье…
— Давай поторчим тут, пока он не наорется, — сказала Бинни.
— Здесь, наверное, никто не подметает, — сказал Бинний, разбрасывая ногой окурки от сигарет.
— Такие уж жильцы, — согласилась Бинни.
И сиротки сели на неподметенный пол, подтянули колени к подбородку и прижались щечками друг к другу. То, что и сквозь двери можно определить, у кого сегодня насморк, знал весь дом, и все же от права громко высказывать свои подлинные мысли никто отказаться не хотел.