Розовый слон
Шрифт:
Броня повернул голову. Кергалвис наклонил слегка кучерявую темноволосую голову и застыл в позе борца. Теперь он походил на виденного в газетах профессионального тяжеловеса. За такого нельзя было ручаться.
— Если нам так нужны документы, вон на подоконнике.
Липлант взял паспорта в синих обложках и прочел:
— Бронислав Камцерниек, родился в 1955-м. Байба Свика, родилась в 1955-м. Прописаны в Риге.
— Совершеннолетние, вот не сказала бы, непохожи на совершеннолетних, — в первый раз приоткрыла карминно-красные губы Шпоре.
— А вы вообще похожи на лягушку
— Где работаете?
— В тресте отдыха.
— Учитесь?
— Фу-ты ну-ты, слепые, что ли, — мы хиппи! — зафыркала Байба. — А что вы смыслите в этом деле?
— О боже, что бы с нами стало, кабы развелось подобных кикимор побольше… — вздохнула Шпоре.
В Броне проснулся теоретик.
— Точно, наших мало. Если бы каждый был таким, как мы, то нас никто бы и не заметил. Это уже была бы не жизнь. Тогда нас вроде бы и не было.
— Какое развели тут свинство… До чего же низко могут опуститься молодые люди, — вздохнула Шпоре. — В прачечной они ни разу не были.
— Хотя я и лежу на полу, на вас я смотрю свысока, — ответил Бронислав Камцерниек, с улыбкой превосходства глядя в потолок.
Комиссия с минуту подавленно молчала, лишь Бертул про себя улыбался. Наглость пополам с остроумием не так-то часто встречаются.
— Постричь, что ли, волосы у них! — подал голос Кергалвис.
— Не стоят, натура от этого не меняется. Уж если бы такое помогло, то можно было бы сократить милицию и открыть детские сады. Видите, кое-что они уже постригли, но характер не изменился. — Врач Симсоне указала на пол возле постели. Там было что-то рассыпано, вроде серой стружки или рыбьей чешуи. — Когти и мозоли, — пояснила врач.
Бертул опять разглядел ироническую усмешку в улыбке врача. Опасная личность.
Байба от злости лязгнула зубами. Липлант спохва-тился, что все еще держит в руке бумагу, ради которой все сюда явились.
У него была привычка смотреть пристально и долго в глаза хулиганам и мелким ворам. Было несколько случаев, когда мелкие прохвосты через полчаса, устав стоять под этим тяжким взором, признавались даже в таких поступках, о которых Липлант и не слыхивал, и даже каялись. Стоя у торца тахты, он оцепенел, и взгляд его светлых глаз, как стрела, был нацелен на то место, где начинался длинный Бронин нос. С минуту молчал и не моргал глазами. Окружающим казалось, что от сосредоточенного взора башка хиппи вот-вот расколется и оттуда посыплются опилки, что же еще могло быть там внутри.
— Почему вы шумите и нарушаете общественный порядок?
Последствия строгости Липланта были таковы: Броня натянул простыню на голову:
— Я не шумлю, а слушаю международную музыку.
— Музыку? Одни электрические ударные инструменты и ни одного живого звука, — усмехнулась Шпоре.
— Эта механическая музыка соответствует технической революции. Это чистая музыка. Играйте сами на своих скрипках… Струны скрипки изготовляют из овечьих кишок. Лошадиным хвостом пилить по овечьей кишке — это скрипка, это ваша музыка! Фу…
Музыка не была сферой деятельности Липланта.
— Мы составим акт, и вас накажет административная комиссия: или
— Я же нигде не работаю — что же вы взыщете? Так что стоит ли определять сумму?
Липлант задумался на минуту, как взыскать деньги с такого остолопа, который нигде не работает, но является совершеннолетним.
— Так издеваться над обществом! Люди работают, а эти от лени пухнут… Неужто у вас нет ни капли стыда! — вмешалась Шпоре с извечным вопросом, на который обычно ничего толком не отвечают. На сей раз было иначе.
— Нет! — в один голос отозвались Биннии. — Ваши слова как молоко из-под автоматической коровы.
Комиссия умолкла, потому что против тех, у которых нет стыда, а также нет и денег, законы об охране порядка были бессильны.
— Составим акт еще и на то, что живете без прописки, заплатите еще и за нарушение паспортного режима!
— Не будем платить, тетя заплатит! — отозвались Биннии. — Домовая книга принадлежит ей.
— Пошли! — Липлант подал команду к отступлению. — Еще есть закон о паразитическом образе жизни.
— Не выйдет! Мы паразиты только один месяц, раньше были учащимися.
Последней простилась доктор Симсоне:
— Мне очень жаль… но мы вас еще немножко потревожим… Я должна сообщить в санэпидемстанцию в связи с антисанитарным состоянием. Возможно, будет хлорирован весь ваш двор, а может быть, даже и ваша спальня. До свидания!
— Я не хочу вас видеть! — крикнула Байба.
— Женщины никогда не говорят так гинекологу, — поучала Симсоне.
Потом все исчезли.
— Хлор — это мощный окислитель, — вспомнил химию Броня. Их будут выкуривать, как каких-то дизентерийных бацилл! Но это же противозаконно и недопустимо! Этого нельзя делать!
На лугу Липлант вытер пот:
— Хоть бы пьяные были, отвезли бы их в вытрезвитель… теперь ни то ни сё. Лучше иметь дело с бандитами…
— Добрый вечер! Вечный праздник! — восторженно воскликнул Нарбут, увидев необычные штаны Бинниев.
— Какой же это праздник, если жрать нечего.
— Эта турбаза принадлежит вам?
— Тетке по отцу, Амалии, но она уехала на Карпаты и на время оставила все нам, — пояснила Байба.
— Прекрасно. Не могли бы вы сдать недели на две этот сарайчик? Мне только для ночевок, днем я малюю, и еще… нечто конфиденциальное, но вы же современные люди, вы поймете! Я тут во дворе хотел бы писать одну обнаженную натуру… понимаете…
— О да! Garden-pafty. Все голые. Так же как где-нибудь в Швеции или Дании…
— Если вам угодно, называйте так. И не могли бы вы в то время… немножко погулять?
— Ясно. Мешать не будем, — согласилась Байба. — Но если в это время пойдет дождь и я должна буду отсиживаться в "Белой лилии", то нужны финансы.
— Светлая мысль! Для того я и пришел, чтобы принести вам деньги. Сколько хозяин требует?
Презрение к деньгам столкнулось с нуждой в деньгах. Раз уж общество не дает им даром даже колбасу по рубль восемьдесят за килограмм, то придется брать с общества деньги.