Розы для богатых
Шрифт:
– А чего он прячется в задней комнате?
Уолли пожал плечами. Отэм пересекла бар и хмурясь вошла в комнатку.
– Почему ты не в баре, не пьешь, не смеешься, не балагуришь?
Лицо его было серьезным.
– Отэм, мне нужно поговорить с тобой.
Его голос и поведение сбили ее с толку, и она с тревогой посмотрела на него:
– Что случилось?
– Ничего не случилось. Просто мне надо поговорить с тобой кое о чем.
Она кивнула, повесила пальто на плечики и села на коробку напротив него.
– Ну, что у тебя
– Я уезжаю на Аляску.
– Что?!
– Я уезжаю на Аляску.
Всего четыре коротких слова, но они взорвались в ее голове, словно бомба. Арти был ее якорем, связующим звеном между ней и Лонни.
– Нет, – сказала она, – ты не можешь.
– Почему я не могу, маленькая сестренка?
Отэм помедлила, подыскивая слова.
– Ты мне нужен... Ты мне нужен здесь – в Сан Франциско.
– Для чего? Ты и сама прекрасно справляешься.
– Нет. Я завишу от тебя. Без тебя я растеряюсь. Не буду знать, что мне делать. Я держусь на плаву только потому, что знаю: ты здесь, в городе.
– Я или мое лицо?
Отэм резко встала и отвернулась, чтобы избежать его глаз, справедливости сказанных им слов.
Арти тоже поднялся и взял девушку за плечи, заставив посмотреть на него.
– Я должен признать, что мне скучно и хочется куда-нибудь поехать, но главным образом я уезжаю из-за тебя. Ты не можешь сохранить Лонни живым, подпитываясь мной. Я – Арти, а не Лонни. Лонни умер. Он мертв уже больше года, и прибегать ко мне всякий раз, когда ты чувствуешь необходимость увидеть его лицо во плоти, – значит только отдалять себя от принятия его смерти. Я это принял. Пора и тебе это принять.
– Я знаю, что Лонни умер. Я приняла это.
– Да, но ты его не похоронила по-настоящему. Я же вижу, как ты смотришь на меня, как тянешься, чтобы дотронуться до меня, и вдруг отдергиваешь руку, будто вспоминаешь, кто я на самом деле. То, что я собираюсь сделать, я делаю для тебя. – Он помолчал немного и ласково добавил: – Я не собираюсь уезжать навсегда. Я вернусь, маленькая сестренка.
Она озадаченно сдвинула брови:
– А почему Аляска?
– Новые места, новые горизонты.
– Это же холодное, засыпанное снегом, жуткое место. Что ты там будешь делать?
– Буду старателем. – Арти усмехнулся. – Неужели ты не слыхала? Там золото, в горах. Я всегда мечтал быть старателем. Найду какую-нибудь работенку, чтобы платить за хлеб и ночлег. А когда буду свободен – возьму лоток для промывки и пойду в горы. Кто знает? Может, еще найду жилу.
– Ты этого хочешь – найти жилу?
– Нет, конечно, черт возьми! Если я найду золото, мне придется что-то с ним делать. Отэм, золото – не главное, интересно его искать, это же настоящее приключение.
Она улыбнулась, внимательно посмотрела ему в лицо, и ей захотелось протянуть руку и погладить его лицо, такое похожее на лицо Лонни. Она с удивлением подумала, почему слово «красивый» всегда употребляется по отношению к женщинам.
Она встала на носки и поцеловала
– Мне надо идти работать. Береги себя. – Отэм, взяв гитару и банку из-под масла, пошла к двери. Остановилась, еще раз посмотрела на Арти. – Не уезжай слишком надолго.
Отэм прошла между столами и забралась на свой стул. Она улыбалась публике, но ее глаза следили, как Арти обогнул стойку бара и его мощная фигура исчезла в дверях. «Дура баба. Неужели ты и впрямь думала, что такого мужчину, как Арти, ты сможешь посадить в клетку и выпускать оттуда, когда возникает потребность увидеть лицо Лонни?»
Она оторвала взгляд от пустого проема, взяла гитару под мышку и начала перебирать струны. Отэм оглядела присутствующих, сохраняя на лице то, что она называла фальшивой кабацкой улыбкой.
Вечер казался бесконечным, толпа – более назойливой и требовательной, чем когда-либо раньше. Сидя на своем высоком стуле, перебирая струны старой отцовской гитары, распевая песни хором с посетителями – или прикидываясь, будто поет, – она чувствовала себя какой-то заводной куклой. Отэм чаще, чем обычно, делала перерывы, проглотила несколько рюмок спиртного и почувствовала, что это помогает ей улыбаться и дотянуть до конца вечера.
Бар начал пустеть около половины второго. Народ уходил парами и группами, пока не осталось всего несколько забулдыг. Отэм оставила их на попечение Уолли и Джули, а сама проскользнула в заднюю комнату. У нее было, как ей казалось, минут десять, чтобы посидеть, прислонившись к стене и уставившись в пространство, прежде чем нагрянут Джули и Уолли.
Но не успела она положить ноги на коробку, как возникла Джули, вопросительно глядя на нее.
– Ты выглядишь просто ужасно. Стряслось что-нибудь?
– Нет, просто устала. Работа одновременно в двух местах утомляет.
– Ты уверена, что больше ничего?
– Уверена.
– Ладно. – Джули схватила с вешалки свое пальто. – У меня свидание. Утром увидимся. – Она усмехнулась. – А может, и нет. Если я не приду домой, ты за меня не волнуйся.
Отэм кивнула и посмотрела на Уолли, который входил в комнату. «Пожалуйста, – подумала она, – не говори мне, что я ужасно выгляжу. Не спрашивай меня, что случилось».
Словно прочитав ее мысли, Уолли взял свое пальто и повернулся к черному ходу.
– Не забудь запереть, – вот и все, что он сказал.
Отэм откинула голову, прислонилась к стенке и прислушалась к тишине. Она не соврала Джули. Вечерняя учеба, работа в двух местах действительно выматывали ее. Иногда по утрам ей приходилось делать над собой неимоверное усилие, чтобы вылезти из постели и идти в «Мэрфи». После того дня в его кабинете она видела Ллойда только однажды. Он прошел мимо, не заговорив с ней, но кивнул и слегка улыбнулся. Поразмыслив, Отэм пришла к выводу, что его улыбка была оскорбительна, как будто он хотел сказать: «Я тебя, девочка, вижу насквозь. Ты жаждешь добиться своего. Ты еще вернешься».