Розы и Револьверы 2. Некромантка
Шрифт:
Добиралась до заветного поворота я как сквозь туман, словно пьяная до потери памяти. В каменную чашу с водой сунула чуть ли не всю голову, долго не могла напиться и наконец ожила! Вынырнула с громким протяжным вдохом и осела на пол. В голове относительно прояснилось, туман отступил, кожа стала прежней, только сильно бледной и полупрозрачной, сквозь неё уродливо просвечивались вены.
Я не ела несколько суток. Господи боже, как же я хочу есть! Меня всю трясло, как наркомана в ломке, и чем дольше я сидела, тем сильнее это грозилось перерасти в приступ эпилептика. Я должна найти еду!
И снова туман,
«Я не убийца».
«Ты голодна. И умрёшь, если сейчас же не поешь».
«Но…»
«Еда!»
Дичайший голод прогнал остатки рассудка. Я стояла у чьей-то камеры и с рёвом пыталась дотянуться до пищи, но прутья решётки не пускали меня. Я не сдамся! Закутанная в плед хрупкая фигура стоит перед глазами смазанной картинкой, дразнит и доводит до исступления зверский аппетит и бешеную злость.
Я стала неистово дёргать решётку из стороны в сторону. Вырву с корнями, сорву с петель, выломаю каждый прут! Плевать, что сил почти нет, с каждой секундой голод провоцирует скрытые ресурсы организма, и решётка шатается всё сильнее и сильнее. Железо прутьев уже почти стало деревянным, потом резиновым и наконец пластмассовым. Появились первые вмятины.
Но скрытые ресурсы быстро исчерпались. Кости размякли, руки отнялись, а ноги подогнулись, и я упала на пол. Литры выпитой воды устроили в желудке круговорот, к горлу подступала мучительная тошнота.
И тут пища сама пришла ко мне. Я по-прежнему ничего не осознавала и не видела, кроме гущи расплывчатых пятен, но перед глазами вдруг отчётливо нарисовалась пульсирующая жила на чьей-то шее. А в следующее мгновение я уже поглощала вожделенный нектар, плотоядно вцепившись в его сосуд, как львица в пока ещё живую добычу.
Что происходит, что происходило дальше, я не знаю. Тело жило своей жизнью, разум погас, как экран севшего телефона, зато инстинкты властвовали и ликовали.
Я остервенело впивалась в шею, отстранялась и вгрызалась вновь, краем сознания слышала голос, ощущала чьи-то прикосновения, но ничто меня не волновало. Я наконец утоляла голод и получала от этого сумасбродное, безумное, запредельное удовольствие. Такое, что несколько раз со стоном содрогалась в блаженном экстазе, разливающемся по всему телу невесомой сладкой эйфорией.
Приходила в себя медленно и неохотно. Вот осознаю, что наконец-то наелась и набралась сил, вот перед глазами проясняется, и я вижу себя сидящей на полу, привалившись спиной к чему-то мягкому. А это мягкое поглаживает меня по шее и перебирает длинными пальцами по моей груди. Прислушиваюсь к своему телу и понимаю, что моя эйфория возникла не только от долгожданного пиршества… судя по тому, как мокро между ног. Сведя брови, усиленно пытаюсь вспомнить и осознаю, что во время пиршества меня откровенно ощупывали чьи-то руки, усиливая яркие впечатления от поглощения крови. И если я не ошибаюсь, их было куда больше двух.
– Не благодари, крошка, – услышала усталый голос, но не за спиной, а сбоку от себя. – В следующий раз ты нас угощаешь.
Молча осмотревшись, я увидела двух знакомых вурдалаков, ослабленно сидящих на полу по бокам от меня, а прислонялась я к белобрысому лису. У всех троих прокушены шеи. Постепенно картинка сложилась,
Матерная тирада вышла едва слышной, но на ноги я встала резво и твёрдо.
– Сочту за комплемент, – ухмыльнулся блондин.
– Какого хрена вы себе позволяете, утырки?! – рыкнула я.
– Мы тебя покормили, дура, – грубым громким шёпотом выплюнул мордастый брюнет.
– Своей кровью, между прочим, – так же тихо процедил лис. – А бойню сегодня никто не отменял. Знаешь, каково нам придётся, когда нас опять выкачают? Там и умереть можно.
Ругань встала у меня поперёк горла, и я совсем растерялась. С одной стороны, эти вырод… парни утолили мой голод, сделав из бешеного зверя обратно человеком, и за это им придётся поплатиться. А с другой – кто дал им право меня лапать?!
– Хорош ноздри раздувать, воды нам принеси, – ворчливо велел мордастый брюнет. – Еду нам ещё не раздали.
– Из-за тебя тут высыхаем, – без тени похабной улыбки или злорадства вторил ему лис. Стоит признать, весьма замученный на вид. – Я вообще хозяйскую внучку вчера удовлетворял, еле живой оттуда выполз. Так что шевелись давай.
Третий парень молчал, сидя чуть в стороне и отвернувшись от нас, как будто ничего не замечал вокруг.
Меня всю распирало, но всё же я вернулась к закутку с водой, наполнила два маленьких оцинкованных ведра водой и принесла вурдалакам. Лис с бугаем тут же присосались и осушили до дна, третий даже головы не повернул. А когда те двое допили, молча встал, забрал у них пустые вёдра и, чуть шатаясь, поплёлся по коридору, в ту же сторону, откуда пришла я. И тут я сообразила, что ни разу не слышала его голоса. Неужели ему отрезали язык?
– Забудь о нём, он у нас для массовки, – сказал блондин, бесцеремонно вытирая рот предплечьем.
– Будем считать, я вас поблагодарила, – отозвалась я. – Ещё раз руки распустите – оторву и в жопы запихаю, ясно?
– Не ори! Язык лишний отрастила? – шикнул мордастый, поднявшись на ноги, и кивнул вслед ушедшему товарищу, чем подтвердил мою страшную догадку.
– Не особо ты возражала, кончая каждые три секунды, – нагло ухмыльнулась белобрысая сволочь.
Он всё сидел на полу, вытянув одну ногу, вторую согнув в колене и уперев в неё локоть. Даже глядя на меня снизу вверх своими колкими раскосыми глазами, он как будто бы смотрел свысока.
Мне захотелось оторвать от стены лампу и разбить об эту поганую лисью рожу. Сдержалась. Круто развернулась и собралась уйти, но едва не врезалась в грудь бугая и прыжком отскочила.
– Я тебе кое-что разъясню, детка, – подал негромкий, но многообещающий голос блондин. – В этом месте мы все – кормушка для вампиров. Ежедневная. Скотина, как они нас называют. Вот только на лугу нас не пасут и отборными кормами не балуют, как видишь.
– Вы и рады оскотиниться! – огрызнулась я.
– Бурда из животных и каплями крови, которой нас кормят, поддерживает жизнь, но толком не насыщает. Так что кто может, кормится другими, – преспокойно продолжил он, кивнув на камеру, в которой так и сидела, укутавшись в плед, моя несостоявшаяся добыча. Учитывая, что свой голод я утолила тремя парнями, та девушка живой бы не осталась. – А кто не может, давится тем, что дают. Так вот, детка, мы – можем.