Рубеж веков-2
Шрифт:
— Insallah! Allah!
От их нарядов расцвело всё ущелье.
Впереди, размахивая саблями, бежали офицеры. Лемк навел на одного из них ствол.
— Огонь! — захрипел он. Сам не заметил, как потерял голос.
Вроде сначала кричал, потом хрипел, потом уже сиплым хрипом отдавал приказы.
Выстрела не услышал, ощутил толчок в плечо. Взмахнув руками, турок упал. Враги замешкались.
— В атаку!
С криком он бросился вперед, навстречу врагу. Каждый шаг давался с трудом, боль сильно отдавала в ногу, но не мог остановиться. Он видел перед собой только цель — победу.
Бой стал заканчиваться
— Господин! Господин! Где вы? Они отступают! Турки бегут! — мокрый от пота и крови Ховр, всё так же не слишком хорошо выговаривая слова, возбужденно размахивал окровавленной саблей.
Один из их отрядов оказался отрезан от сбежавших соплеменников. А сами вертели головой во все стороны, пытаясь прорваться сквозь толпу в ту сторону ущелья, откуда они пришли. Никто не предложил им сдаться и этот отряд был полностью перебит.
— Не давайте им уйти! Преследуйте!
Бой закончился. Лемк хотел упасть там, где стоял — на чье-то тело.
Правда, оказалось, что это тело было еще живо — из груди вырывались глухие хрипы и сиплые стоны. Кровь, сочившаяся из головы, смешивалась с потом и заливала лицо.
И лишь когда он был перевязан, ноги Теодора подкосились, и рухнул на камни, безвольно шевеля конечностями и вздыхая, как дырявые мехи.
Чудесный прилив сил, дарованный атакой, отхлынул быстро. Горло саднило от крика, ноги болели от ран. На лице спеклась корка от засохшей крови. Правая рука, державшая клинок, болела от нанесения бесконечного количества ударов, ладони покрывали волдыри — не надо хватать раскаленное железо стволов. В висках стучала кровь.
Закрыл глаза.
В ухо фыркнули. А затем мягкие губы прошлись по лицу.
— И я рад видеть тебя живым.
Гоплит дыхнул еще раз и горделиво пошел к воде, перемазанный в крови.
Подходили друзья, «офицеры», чтобы понять, что делать дальше. Высказалась Йованна:
— А ты храбрец… Не знаю, хватило бы у меня духу вот так кинуться впереди всех… Но должен признать, это их ошарашило. И потому наш удар был так силен — первые ряды пали под ударом.
— Это не я. Это Гоплит. Мы как заметили того турка… Ну, что с шестом… Так он и бросился.
Она лишь бросил на меня такой взгляд, будто бы «да, конечно», а сама вот вообще не верит сказанному.
— А где тот турок?
— Да дьявол его знает… Сгинул, наверное. Лежит в какой-нибудь куче.
Теодор не удовлетворился этим ответом. Несмотря на тяжелый бой и одержанную победу, осознание о которой согревало ему душу, он был бы рад, увидев голову турка.
Где-то, судя по звукам, добивали визжащих, покалеченных лошадей. Их было немного, поэтому вскоре все стихло.
— Эх, страшное дело война… Людям-то что, никому не уничтожить адамово племя, а вот конюшек жаль. Их бы в дело, их бы на поле…
— Возможно, нам следует помочь с уборкой…
Под этим имелось в виду обшаривание мертвецов, подсчет добычи в доставшемся победителям лагере. Пленных практически не брали, но всегда могли случится исключения.
Победа была значительной. Добыча составила не менее: 550 мушкетов и аркебуз, до 1600 сабель всех типов и ятаганов,
Добыча была разнообразной, практически для всех весьма желанной. Особенно удивляло Теодора то, что некоторые ценили среди захваченного очень странные вещи.
Например, в одной телеге нашли мешки табака.
— Живем! — радовались латиняне при виде сушёных листьев этого лекарства.
— Они что, все больны? — видя, как немногочисленные латиняне засуетились, и начали бегать в поисках материалов для изготовления трубок, кто не сохранил их.
Табак появился в этих краях, у сарацин и в Городе ещё в начале прошедшего столетия от англичан и считался лекарственным растением.
— Зачем вам это? — задавали им вопросы.
— Помогает! — чуть ли не трясущимися руками они набивали углубление в рубке табаком.
— На вот, попробуйте.
Среди тех, кому было любопытно, оказался и Теодор. Он слышал об этой моде, но денег ранее у не было, чтобы попробовать это.
Держа трубку как латиняне, он сделал вдох.
И лучше бы он так не поступал.
Горький дым пронзил легкие, как раскаленный нож. Это было будто бы каждый вдох — пытка, каждый выдох — жалкая попытка избавиться от этой тошнотворной вони. Хуже стало немногим позже — голова раскалывалась, будто в нее забили гвозди. Сердце колотилось, как бешеная птица в клетке. Хотелось вырвать все это из себя, выплюнуть, выкашлять.
Никогда больше. Никогда.
— Вы издеваетесь! — выпалил Теодор, когда смог говорить.
Курильщики лишь рассмеялись, выпуская облака и кольца дыма.
Остатки выживших дорогами и тропами бежал к Селанику.
На месте сражения в ущелье, ромеи по приказу Лемка поставили трофей, как в древности. Представлял собой он башню из телег (которые в силу ряда причин не могли с собой взять) и сломанного оружия.
Петрич сдался без всякого сопротивления. Да и какое сопротивление мог оказать город без стен, которые, как и любому другому городу с преимущественно местным населением было запрещено иметь стены.
В городе собралось немало беженцев, можно сказать — что оно было даже переполнено ими. Бежавшие от наступающих ромеев и их союзников исмаилиты, мессианское население, которое боялось зверских расправ сарацин и многие прочие.
В главном здании, а также в конюшнях и закромах для зерна вокруг было расположено почти две тысячи человек, и ежедневно прибывали новые. Некоторые добирались до местного монастыря. У монастыря св. Ирины не было ни купола, ни колокольни, в то время как над прекрасным морем ореховых садов поднимались белые минареты мечетей, и тот, кто въезжал в город, мог не сомневаться, что перед ним — город, где власть принадлежит исмаилитам. Вокруг монастыря главным образом собирались мессиане, ведя за собой корову или двух, другие вели мулов и ослов, тяжело нагруженных всем своим скудным имуществом; но многие пришли только с тем, что несли на спине. Особым бременем для маленьких девочек, казалось, были младенцы их матерей, которых несли в сумках, привязанных к их спинам.