Рубеж веков-2
Шрифт:
— Теодор, ты всегда ищешь причины отступить! Мы не можем вечно прятаться по кустам. Нам нужно действовать решительно! Отомстить проклятым завоевателям!
Эти слова были обидны.
— Решительность — это хорошо, но ее нужно сочетать с разумом. Мы должны расплатиться по древним счетам, но не ценой наших жизней.
— Смыть счеты можно только кровью! Только потоками турецкой крови мы сможем отомстить за все обиды, которые они нам нанесли.
— Нет, друзья мои. Я считаю, что только подвижность, как написано в советах прежних императоров, спасает нас. И лучше нам унести ноги, пока Дамат-паша или еще какой-нибудь знатный румелиец вновь соберет силы. Что наверняка сейчас и происходит.
— Мы не боимся драки! — вскинулась
— У нас тут её никто не боится. Но драться надо с умом. Нам до Империи еще больше двух недель пути. Всё, закончим на этом. Dixi.
Мардаит, Йованна, Траян остались недовольны. Рыжеусый Евстафий, Галани, Юц и Ховр поддержали Лемка. Евхит остался нейтральным в этом обсуждении, безучастно читая какое-то старое писание.
Дорога повернула ближе к берегу и побережье моря открылось внезапно, словно изломанная линия горизонта распахнулась перед взором воинов. Они шли долго, и запах соли, принесённый ветром, первыми наполнил их носы. Перед ними раскинулся залив Орфанос, часть Фракийского моря, которое в свою очередь было частью Эгейского: оно было спокойное, словно замершая поверхность металла, под высоким солнцем. Его вода была серо-голубой, и даже взгляду становилось мягче. Ховр это объяснял тем, что это просто с каждым шагом они всё ближе к дому, что они стоят на пороге другой, более дружелюбной земли.
Берег оказался простым и неприхотливым. Низкий песчаный откос, обрамлённый скромными скалами, поросшими редкой травой. Здесь не было ни пристаней, ни домов, только чистое, дикое пространство. Волны накатывали равномерно, словно отсчитывали время, и этот ритм завораживал после хаоса похода. Некоторые из воинов присели на камни, усталые и молчаливые, вглядываясь в горизонт, где море сливалось с небом.
Местность вокруг, казалось, дразнила людей в войска, ещё недавно живших едва ли не на хлебе им воде, своей щедростью. Утки, гуси, индюшки — всякая домашняя птица разгуливала по дворам без страха. На лугах паслись овцы и быки, медленно пережёвывая траву, словно и не догадываясь о приближении чужаков. Для людей всё это представлялось не просто добычей, но чем-то вроде милости судьбы.
— Милостивая земля, — заметил Галани, наблюдая, как один из воинов нес подмышкой жирного гуся.
— Интересное слово для грабежа, — усмехнулся Теодор, подтягивая ремни на поясе.
— Это не грабёж, — ответил ромей с уверенностью, — это приз. Иначе он достанется врагу.
— Вот что значит, — сказал Теодор, проводя взглядом по ещё уцелевшим домам и полям, где лениво паслись стада, — впереди не прошлись дворяне и латиняне, вычищая всё, что можно.
Его голос прозвучал спокойно, почти равнодушно, но в этих словах таилась горечь опыта. Солдаты, слышавшие его, коротко усмехнулись, вспоминая, как выглядели деревни после знати. Поля, вытоптанные копытами, амбары, разорённые до последнего зерна, и хижины, обвалившиеся от того, что и крыши унесли с собой. И последнее не для красивого слова. На обогрев воинов разбирались и сжигались целые дома, не то что крыши.
По приказу Лемка, на своём пути войско безжалостно выжигало всё, что принадлежало сарацинам. Запасы зёрна, которые невозможно было увести, и предназначенное для посевов, бросалось в огонь, как ненужный мусор, хижины превращались в дымящиеся руины, а деревенские колодцы заваливались камнями, чтобы никто не смог утолить жажду. Стала угонялись целиком, иногда по несколько десятков голов, которых передавали воинам, чтобы восполнить запасы провианта.
Не было ни жалости, ни сожаления. Всё, что попадало под руку, становилось частью войны. Теодор знал: это не просто месть, это удар по силам врага. Без еды, без крова, без воды — как долго смогут сарацины продолжать войну? Но вместе с тем он замечал, что не всем его людям, угоняющим скот или ломающим двери, это нравилось.
Зато еды было вволю: ежедневно выделялось из добычи барана или бычка на десять
За несколько дней вышли к горе Пангее, названной так в честь несчастного сына Ареса, чья судьба была столь же мрачной, как и глубокие золотые шахты этих гор, стали целью налёта ромеев. Нападение прошло успешно: стража, хоть и оказала сопротивление, не могла противостоять отряду, который знал, чего хотел.
Захватить удалось не всё — часть золота была спрятана или вывезена заранее, но добычи хватило, чтобы каждый из участников налёта мог прожить многие месяцы в довольстве и беззаботности. Мешочки с золотым самородками и песком теперь лежали в повозках, окружённых усталыми, но довольными солдатами, которые уже начали делить не только награбленное, но и свои планы на ближайшее будущее.
Столько денег, сколько он увидел в последние месяцы, Теодор никогда не видел.
— Мы уже близко! Ещё неделя пути, и мы соединимся с имперскими войсками.
Солдаты воспринимали эти слова с облегчением. Неделя казалась вечностью, но в сравнении с тем, что они уже прошли, это было почти ничего.
— Неделя… — пробормотал один из старших воинов, поправляя ремень. — Если к тому времени нас не достанут эти проклятые сарацинские всадники.
А их опять становилось всё больше. Сарацины накапливали силы, чтобы не дать вырваться проклятому отряду, который так нагло прошёлся по коренной территории султаната, и грозился уйти с богатой добычей.
Первая попытка сарацинов остановить войско Теодора случилась на пологом перевале у развилки дорог между Драмой (Дравискос)и Кавалой. Крепости были старые и известные. У одной — старые крепкие каменные стены, у другой — недавно обновлённые бастионы. Теодор понимал, что тратить людей и время на штурм этих твердынь — дело безнадёжное, и решил обойти их. Сарацины думали иначе.
Всадники и лёгкая пехота обрушились на колонну с обеих сторон, выбрав для атаки самый неудобный участок пути. Но Теодор успел перестроить отряд: солдаты сомкнулись в терцию, окружив обоз, раненых и тех, кто уже не мог держать оружие. Пики и алебарды выставили вперёд, аркебузы и мушкеты отбивали наскоки врага с точностью, от которой у врага росла злость.
Атаки продолжались до самого вечера. Сарацины снова и снова бросались на строй, но безуспешно. Потери росли, и в какой-то момент враг отступил. Теодор приказал продолжить движение.
Йованна ярилась, говорила что надо атаковать, чего Лемк не позволял ей. Только разрушь строй, и исмаилиты сразу попытаются воспользоваться этим. Сила ведь в том, что они прикрывают друг друга.
Как она этого не понимала?
Глава 23
История знает бесчисленное множество примеров того, как общие испытания, особенно в условиях военного времени или длительных походов, способны сблизить людей и укрепить их связи. Древние рыцари, отправляясь в Крестовые походы, или солдаты, воюющие за свою родину, нередко становились братьями по оружию, готовыми отдать жизнь друг за друга. В таких экстремальных условиях стираются социальные различия, и на первый план выходят человеческие качества: взаимопомощь, сострадание, мужество.
Через долгие недели пути и множество пройденных трудностей многие люди сроднились — офицеры, солдаты и все те, кого иначе называли бы просто людьми походного обоза. Сроднились не по доброй воле, а скорее под гнётом обстоятельств. Иной раз казалось, что ни одна из обычных связей — ни язык, ни вера, ни положение — не могла удержать их вместе, кроме этой дороги, где всем приходилось терпеть одинаково.
Походы и военные кампании — это не просто физические испытания. Общая цель, опасность, которая угрожает всем, создают уникальную атмосферу доверия и единства. Люди учатся полагаться друг на друга, поддерживать друг друга в трудные минуты. Именно в таких условиях закаляются настоящие дружеские и братские связи, которые могут сохраняться на всю жизнь.