Рубеж
Шрифт:
– Ну и как, помогло?
– Он ещё выше прыгать стал. Потом всё-таки не выдержал и пошёл ко мне, я уже было обрадовался, ну, думаю, наконец-то созрел. Двух шагов не дошёл, встал и стоит. Я на него из кустов смотрю, а он бледный, как мел, губы дрожат, руками чего-то сучит и глаза жалостливые-жалостливые. Стоит, топорщится, как мышь, и ни с места. Минуту так простоял, потом повернулся и бегом к своим, а они над ним ржут, а он по новой с ноги на ногу переминается и снова на меня смотрит, и опять жалостливо-жалостливо.
– И чем кончилось?
– Да ничем. Час я его ещё пас. Потом машина
– Да, Трофанчик, не повезло тебе, но ты не отчаивайся. Мне, к сожалению, уже пора. Доброй охоты, Ка-а!
– Доброй охоты, Маугли!
Вечером Фёдор снова пошёл к Дому Советов. Оцепление уже было более внушительное. Улица была перегорожена водовозными машинами, перед машинами была колючая проволока, перед колючей проволокой стояла цепь ВВ-шников и милиции с дюралевыми щитами и с дубинками.
"Утром проволоки не было", - сказала пожилая женщина с чёрным зонтиком. "Это спираль Бруно, - пояснил мужчина средних лет в бежевой кепке. Запрещённая всеми международными договорами и соглашениями". "А что в ней такого?" - спросила женщина. "Если вы случайно заденете её ногой, вы оттуда свою ногу уже не вытащите. Проволока начинает раскручиваться, и вы запутываетесь в ней ешё больше, и чем больше вы дёргаетесь, тем больше она раскручивается. Раскручивается проволока по спирали, причём колючки-лезвия впиваются в ваше тело и секут вас, пока не засекут до смерти. Страшная вещь, выбраться без посторонней помощи из неё невозможно".
Фёдор достал фотоаппарат, сделал несколько снимков и выбрался из толпы. Рядом было какое-то административное здание. Фёдор обратил внимание, что одна из дверей приоткрыта, он подошёл, толкнул дверь и оказался на лестнице. Лестница привела его на крышу.
"Это я удачно зашёл, всё как на ладони".
Перед милицейскими цепями толпился народ, их было около десяти тысяч. Позади и по бокам стояли небольшие отряды милиции и ВВшники. Прежде чем окончательно стемнело, Фёдор успел отснять целую плёнку.
Едва наступила темнота, над толпой поплыли облака белого дыма, это был слезоточивый газ. Люди кашляли, отплёвывались, закрывали лица носовыми платками, но оставались на месте. Спустя час, убедившись, что с помощью газа рассеять толпу им так и не удастся, отряды милиции и ВВ-шников пришли в движение. Сдвинув дюралевые щиты, они стали наступать на демонстрантов с двух сторон. Время от времени милиция пускала в ход дубинки, нанося удары по головам. Демонстранты на удары не отвечали, если кто-либо хватал камень или палку, его останавливали свои же. Спустя полтора часа толпу оттеснили на проспект, здесь её рассекли на две и стали теснитдь в двух разных направлениях.
Прошло не более пятнадцати минут, и перед милицейскими цепями снова стали собираться люди, с каждой минутой их становилось всё больше и больше. Внезапно ВВ-шные цепи раздвинулись, и отряд омоновцев с криком бросился на людей. Раздались крики избиваемых, завизжали женщины. Людей сбивали с ног и топтали их ногами. Спасаясь от озверевших омоновцев, демонстранты бросались в разные стороны. Фёдор увидел женщину с чёрным зонтиком, она бежала изо всех сил, а за ней гнались двое,
Фёдор вдруг обнаружил, что до боли в суставах сжимает свой фотоаппарат, злоба и бессилие переполняли его. Он спустился вниз и вышел на улицу. На том месте, где только что произошла трагедия, алели пятна крови и лежал сломанный зонтик. Он услышал шум и неожиданно для себя увидел целую роту ВВ-шников, они были в десяти шагах, у самой стены здания, поэтому с крыши их не было видно. Командовал ротой всё тот же высокий, стройный капитан, который был и утром.
– Для бестолковых объясняю ещё раз!
– говорил капитан.
– Удар наносится не мышцами плеча, а кистью, кистью работать надо. Вот так, - и капитан несколько раз взмахнул чёрной дубинкой.
– Удар получается гораздо резче и мощнее. Сила здесь не нужна, главное - резкость. Бить старайтесь по лицу. Лицо у человека самое уязвимое место, при хорошем ударе расшибаешь нос, губы. Понятно?
– Защитнички!
– сказал громко Фёдор.
Капитан обернулся, его стеклянные глаза сузились, и он произнёс:
– А ты кто?
– А я - воин Советской Армии, в отличие от тебя, жидовский прихвостень! Ну, иди сюда, я покажу твоим салабонам, как надо правильно наносить удары! С этими словами он нагнулся и поднял с асфальта сломанный зонтик.
– Ну давай, сучеройд!
Капитан злорадно ухмыльнулся и, сжимая дубинку, шагнул вперёд. Он сделал несколько шагов и вдруг остановился, увидев, как из микроавтобуса неподалёку выходят люди с видеокамерами.
– Проходите, пожалуйста, проходите! Не мешайте работать!
– закричал капитан громким елейным голосом.
– Пожалуйста, проходите, здесь нет ничего интересного! Не мешайте работать.
Фёдор обернулся, увидел людей с видеокамерами и понимающе произнёс:
– Работничек!
Он двинулся вдоль строя.
– Ну чего приуныли, изменники Родины! Завтра все денежный перевод получите из Вашингтона. Каждой шестёрке по шесть долларов за верную службу!
ВВ-шники смотрели злыми глазами, сжимали чёрные дубинки, но нападать не решались.
Глава седьмая
Прошло несколько дней, и с каждым днём противостояние народа ельцинскому режиму становилось всё более напряжённым. Всё ожесточённее и злее избивала милиция безоружных людей, но всё упорнее и настойчивее пытались люди пройти к осаждённому Дому Советов. Каждый день в Москву прибывали верные Ельцину милицейские подразделения из других городов. Ходили слухи, что на помощь ельцинскому режиму из Прибалтики прилетели отряды эстонских, латышских и литовских фашистов, а также с Украины и из других советских республик.