Рубежник
Шрифт:
— Мы больше не будем жрать сухомятку! – не дав никому ничего сказать, радостно оповестил я всех с порога, демонстрируя сержантскую “лычку” на рукаве. — Нормальная посуда! Постельное бельё! Даже “горячий камень” выбил, если самим чего состряпать нужно будет. Разбирайте, не стесняйтесь, для вас старался, друзья!
Фух. Недоверчивые и напряжённые взгляды десятка по мере моей восторженной тирады сменились на понимающие и благодушные. Баюн даже позволил себе снисходительную улыбку, чем меня окончательно успокоил: не даром я перед всеми изображал бурный восторг.
Не даром говорят: по одёжке
После демонстрации возможностей моей Стихии слабаком меня считать перестали, да. Но молодость-то никуда не делась. Кроме того, я с уважением относился к остальным, не пытался выпячивать себя, с удовольствием слушал рассказы “старших”, спокойно спрашивал у них же, если мне было что-то непонятно. Потому, вполне логично, что в негласном табеле-о-рангах меня в десятке зачислили… как там правильно сказать? В новики, наверное. Младшим товарищем я для деревенских еще не стал – меня не ставили на дежурство в пару с кем-то даже днем, обязательно третьим. Но и не шпыняли, помня, что я могу существенно помочь со здоровьем и вообще.
И вот я выкинул такой фортель: ушел рядовым, а вернулся сержантом. Вернулся не с пустыми руками – теперь меня нельзя было счесть “предателем”, поведшимся на формальную власть. Но чтобы меня не задвинули из новиков назад в чужаки, требовалось нечто большее, чем просто “подарки”. Именно потому я и задвинул восторженный спич сразу от дверей: показать, что старался для остальных, оправдывая оказанное доверие, раз уж подвернулся шанс, а о себе и не думал. И раз Баюн, взявший надо мной неформальное шефство, изобразил на лице выражение “чем бы дитя не тешилось”, всё получилось. Из коллектива меня не выкинули. По крайней мере, сразу. Потому что успокоить я смог не всех.
– А пики нам зачем? — внимательно оглядев “гостинцы”, хмуро поинтересовался Филин. — Не пользуемся мы ими. Зря взял.
– Пики всем рядовым положены, — мигом сменив выражение лица, максимально серьезно и развернуто ответил я.
– - А записать на себя и не взять – так их же потом со всех нас и спросили бы.
Если для остальных прямо сейчас было достаточно, чтобы я “помнил свое место”, то неформальному лидеру десятка этого было мало. Шутка ли: я, не важно, вольно или нет, покусился на его власть! Точнее, не совсем так: я не мог оспорить авторитет старшого перед остальными – не сейчас, во всяком случае, всего через нескольких дней знакомства с отвальными. Но. Мне выдали те публичные полномочия, что должен был получить он, и с этим ему нужно было что-то сделать. С этим – и с тем, что я все-таки обеспечил десятку довольствие и усиленное персональное питание.
Грубо говоря, Филину нужно были меня или похвалить, или публично низвести мои достижения
Нет, авторитета у мужика хватило бы, чтобы спустить наработанный мною в нашей маленькой группке статус в сортир… Вот только у остальных осадочек бы остался. В той форме власти, что была принята у зарубежников, уважение к лидеру не было пустым звуком. Здесь забудешь, почему к тебе апеллируют, когда нужно вынести касающееся всех решение, там продавишь свою позицию… и однажды тебя просто не спросят, а спросят другого. Более достойного и уважаемого. И умеющего договариваться.
Что же касается варианта “похвалить”, то там был другой подводный камень. А именно, всё те же полученные мною от звания сержанта внешние полномочия. Если я правильно сделал, что воспользовался ситуацией, то старшому, учитывая мою возросшую полезность, нужно было продвинуть меня в статусе и внутри десятка. Грубо говоря, назначить своим если не заместителем, то прямым подчиненным: тогда и инструменты внешней власти окажутся под прямым контролем, и поощрение зачтётся. Но сделать это нужно было, фактически приняв на себя единоличную ответственность за человека, которого Филин успел узнать лишь едва-едва. И если что… помните, “Акелла промахнулся” в “Маугли”? И старший зарубежник решил пойти по проторенному пути. Устроить мне своего рода экспресс-экзамен, чтобы понять, сможет ли он мне доверят, присвоив новую роль. Да-да, пресловутое Испытание, второе за день.
– Форменная одежда, постельное и нательное бельё, обувь, посуда и предметы обихода относятся к обязательномудовольствию, – пустился в объяснения я. – То есть передаются совсем, в личное пользование, и никто не спросит, как мы ими распорядились. Более того, они заранее рассчитаны на некоторый срок службы, что-то на год, что-то на полгода, после чего в любом случае выдается новое. Вне зависимости от того, сносился ли ранее выданный предмет, или ещё нет.
Филин, разумеется, все эти тонкости знал – как я и сказал, ему нужно было убедиться, что мне мне можно доверить “должность” своего младшего помощника. А вот остальные оживились, с интересом глядя на увязанные тюки. Хозяйственная жилка сработала: дают за так, да ещё и не спрашивают, как воспользовался!
– Оружие и броня относятся к материальному обеспечению. То есть получены нами взаймы, для несения службы, и должны быть возвращены на склад либо в целом виде, либо повреждённые. – продолжил выполнять свои сержантские обязанности я.
До меня только сейчас дошло, почему столь многие процессы завязаны именно на командиров десятков, вплоть до посещения столовой. И вся ответственность за действия десятка была завязана на десятника. Средневековье, блин: не все рядовые банально были грамотными. То есть доверять им подписать хоть что-то было мягко говоря опрометчиво. Впрочем, надо полагать, у сержантов с буквами и цифрами тоже не всегда все было гладко: не даром складская крыса пыталась пугать меняведомостью.