Рубежник
Шрифт:
Шах и мат: я напомнил о незаменимости своего десятка – раз, и два – о том, что вовремя сигнализировал о проблеме. То есть решать вопрос должны были офицеры, а нам спорить о том, кто больше виноват, не имело смысла. Но вопрос “вины” капитан и лейтенант, конечно, решат за закрытыми дверями и между собой – причём я уверен, что Фомоза и тут вовремя подал мой рапорт начальнику. В общем, никто не виноват… кроме “стрелочника”. Потому что кто-то должен быть виноват. Ничего личного, мужик, просто волшебная сила вовремя поданной бумажки в действии, только и всего.
– Достаточно, – махнул рукой Басс и походя пнул оказавшегося крайним подчиненного: – сержант
– Переходим к опросу командиров других десятков, – тут же среагировал Фомоза. – руководители медслужбы и кухни, можете приступать к выполнению своих обязанностей. Сержанту десятка разведки и командиру интендантской службы остаться – после окончания основного разбирательства мы рассмотрим жалобы на умышленную порчу имущества.
Вот… крыса! Хорошо, что я ждал чего-то подобного. И ведь хватило же времени у сволочи.
– Я готов, – удовлетворенно улыбнулся я кладовщику, доставая из-за пазухи толстую стопку листов, свёрнутых в трубку. – Я за то, чтобы решить все вопросы сразу.
Вот тебе, скотина. Теперь сиди как на иголках. Поговорим про отсутствующие лампы, про стёртую маркировку на таре, и про перекрытые световые окна. И отсутствие сопротивления тварям припомню – как и его следов. И другие проблемы. Недаром я ночь не спал, взбадривал себя Жизнью. А память у меня хоро-ошая!
Шесть часов спустя я вышел в серые зимние сумерки и с наслаждением повёл плечами. Стихия стихией, но у всего есть предел. Надеюсь, сегодня ночью больше одной тревоги не будет… Почувствовав направленные на себя чужие взгляды, я обернулся… и увидел поспешно возвращающихся к своим делам рядовых. Судя по выражениям лиц, обсуждали они меня. Ну да, застава же: каждое происшествие становится достоянием слухов мгновенно. Никаких новостей не надо: все всё про всех знают. Ну, почти. Только офицеры под табу, да и то, так, условно. А тут я так отличился по полной программе со своей “войной на складах”. Маг Жизни, который туда-сюда огнём на руке размахивал и двух тварей лично к стенам пришпилил. Пусть и овец – тут многие уже на себе испытали, что безобидных изменённых не бывает…
Я криво улыбнулся: отличился. Впрочем, такая слава лучше, чем никакой. В следующий раз меня будут лучше слушать, и это – хорошо: уж какой-никакой, но я – профессионал в охоте на чудовищ. Да и свои теперь получше относиться будут… так, это что ещё за чувство? Секунд, наверное, пять я пытался понять, что же такое ощущаю, и только потом дошло: связь печатей активировалась. Крылатый курьер вернулся! Чёрт. Я тут уже месяц! Ну, почти месяц – девочки, видать, не утерпели и послали ящерицу-почтальона в конце календарного месяца, хитрюги. Тепло, зародившееся в сердце, почти физически ощутимо растеклось во все стороны. Всё ерунда, прорвёмся. С таким тылом, с моими любимыми за спиной, я никогда не проиграю каким-то там жизненным трудностям. Пять месяцев – и подам запрос на перевод в логисты. И пусть все идиоты, умудряющиеся устраивать корпоративные разборки едва ли не на линии фронта, сгорят синим пламенем!
Я остановился, словно наткнулся на невидимую стену. Медленно повторил свою последнюю мысль… и сплюнул. Твою. Же. Идиотское подсознание.
Глава 9-1
9.
Арбалет может быть чрезвычайно продвинутым в плане механики и мощности, но один недостаток у него почти невозможно обойти. Это проблема со стрельбой вниз под большими углами к горизонту. Болт просто выскальзывает с ложа под собственным весом, стоит только отжать предохранитель, блокирующий ход тетивы и, одновременно, удерживающий снаряд. И если на обычном стреломете метательная стрелка достаточно лёгкая, чтобы сила трения более-менее удержала её на месте, пока стрелок выжимает спуск, то когда речь идёт о небольшом метательном ломе, картина разительно меняется.
С зарядами к ручной баллисте вообще пришлось помучиться. Даже имея перед глазами образец, кузнецы из мастерской долго не могли сделать мне нормальные дротики, которые при этом не жалко было выпустить по заслуживающей того твари со стены. Подбор веса с сохранением диаметра сечения был самой простой задачей, а вот добиться совпадения центра тяжести… Но самогон и “мелкая” медицинская помощь (кто будет на бытовые ожоги тратить “воду”? Правильно, никто) сделали своё дело. И вот теперь я пытался понять, будет ли от попытки выстрелить хоть какой-то толк? А вот у лучников такой проблемы не было.
— Он идёт, приготовиться, – сухо скомандовал Косточка.
— Тяфк! – словно в ответ донеслось до нас из-за стены, заставив меня непроизвольно передёрнуть плечами. Ненавижу хаски! В последний раз встреча с чёрно-белой гигантской мутировавшей лисицей окочилась для меня вынужденным трёхчасовым сидением в яме. И это было прекрасным исходом! Стихия Жизни тогда в очередной раз спасла меня, подарив возможность очень сильно взвинчивать восприятие и физическую подвижность в экстремальной ситуации. Правда, надо отметить — неприятные воспоминания были изрядно скрашены последующим времяпрепровождением с Таней прямо на трупе врага. Но сейчас волкоухой рядом не было, зато чудовище бродило где-то под стенами. И не в одиночку, тварь такая!
Все знают: в Рубежники берут только лучших, и лучшие эти сражаются с чудовищами не на жизнь, а на смерть, не пуская их через Горловину в человеческие земли. Но почему-то мало кто задумывается, как редкая цепь застав справляется с этой задачей, пропуская ко второй линии не так уж много монстров. Ведь Рубежники не выходят истреблять мутантов за периметр, как охотники Лида – разве что только отряд разведчиков во время рейда вынужден будет защищать свою жизнь.
А всё просто. Мы для хищников Шрама – как тушёнка в консервной банке для медведя. Достать проблематично, но так вкусно, что попытки не прекращаются. Банки, если кто не понял – укрепленные пункты Войска Рубежа, а личный состав — наживка. Мы вкусно пахнем и нас достаточно много, чтобы заинтересовать крупных изменённых. Так что прорыв диких горных овец был вполне закономерным явлением. Другое дело, обычно условно-травоядная мелочь не борзеет настолько — им и подножного корма хватает.