Руда
Шрифт:
— Так я и думал, — сказал Дмитриев. — Это золото!
Он взвесил лепешку — четверть золотника потянула — и посоветовал Маркову немедленно итти в Контору горных дел объявить находку.
В конторе случился асессор Порошин, который сразу оценил открытие. Маркова. Лаборатория подтвердила выводы мастера Дмитриева: найдено самородное золото. Взяв с собой старого оберштейгера саксонца Вейделя, Костромина и рабочих, Порошин отправился на указанное Марковым место. Вейдель с первых же минут испортил дело: в поисках рудной жилы он приказал углубить яму. Золотоносный
Но образцы золота налицо, и, если Марков говорит правду, что взяты они из этой ямы, то жила где-то тут. В помощь Вейделю появился Иоганн Рудольф Мааке, самодовольный, заносчивый саксонец. Он тоже не понял, что месторождение надо разрабатывать, как россыпь, и принялся искать рудную жилу. Искали ее шурфами и лозой. Но шурфы попадали в рыхлые породы, а лоза и вовсе ничего не показывала.
Вскоре все были обозлены. Злился Порошин, потому что он поспешил с доношением в Петербург и теперь берг-коллегия нетерпеливо ждет новых образцов золотой руды, кроме посланных трех крошечных обломков кварца с вкраплениями золота. Злился Вейдель на Мааке, и Мааке — на Вейделя, а обвиняли они оба Ерофея Маркова: утаивает, дескать, настоящее место. Марков злился на самого себя: не надо было таскать находку в город!
В поездках на шурфы Маркова уже сопровождал конвойный солдат, — чтобы чувствовал страх и чтобы не сбежал в леса.
Зная о затруднениях рудоискателей и всей душой желая помочь делу, Егор решился снова заговорить о золоте. На этот раз с Юдиным, своим прямым начальником.
— Игнатий. Самойлрвич! Не нашли саксонцы жилы?
— Нет еще.
— Пожалуй, и не найдут. Там, поди, только песошное золото. Надо песок пробовать. Я бы взялся за такую работу.
— Не любят они, когда в их работу мешаются. Обидятся, жаловаться станут. Им поручено, пусть они и ведут. Охота тебе связываться с иноземцами? Живо под интерес подведут. [95]
95
Подвести под интерес— обвинить в корыстных действиях. Интерес— здесь в смысле: выгода.
— Да они неправильно делают!
— Почему неправильно?
— Ну… ну, не могут и крупиночки новой найти.
— А если там и нет ничего? Болото кругом. На низком месте, в рыхлой земле никто жильной руды не встречал.
— Вот я и говорю: там песошное золото?
— А кто где песошное золото находил?
Егор мог бы сказать, — кто. Но это значило бы выдать головой Максима Походяшина с Вагранскими приисками да и себя подвергнуть наказанию за то, что столько лет не объявлял найденное золото.
Он промолчал.
Через два дня Юдин сам сказал Егору, что едет на Березовку проверять работы.
— Кажется, будем кончать поиски, потому Андрей Иванович и просил меня участвовать…
— Бросать золотые шурфы?!
— Что ж… Марковская находка доказала, что возле Екатеринбурга натура склонная
— А свинцовая руда Марковская? Она-то, говорят, явственная жила.
— Мааке считает, что можно счесть за жилу, но что та жила вдаль надежды не кажет, ибо не похожа на заграничные. Проверю. Взял бы тебя, Сунгуров, с собой, да единолично не имею права: горных служителей на Березовку назначает Ведель или Порошин. Иди к Андрею Ивановичу: разрешит — возьму. Только ты при людях с ним не говори. Березовка теперь секрет… Комедия, ей-богу!
Порошин выслушал просьбу и кисло сказал:
— Опять?
— Обращаюсь с разрешения асессора Юдина.
— Ты ему нужен будешь?.. Что ты смыслишь в золоте?
— Надеюсь принести свою пользу.
Порошин вспыхнул:
— Ты претендуешь себя быть умным?
— Не глупее трех саксонцев, — не удержавшись, брякнул Егор.
Асессор сморщился так, будто откусил незрелого померанца.
— Скажи Игнатию Самойловичу, что я имею возражение, — приказал он.
Порошин, заметив боевой дух Егора, побоялся, что он начнет задирать иноземцев, будут ссоры, за ссорами — доносы. Неприятностей и так не оберешься. И он отставил самонадеянного унтер-шихтмейстера от поисков золота. Способности Сунгурова Порошин знал, но всё-таки больше доверял опытности саксонцев.
Так Егор его и понял.
Со щемящей обидой в душе Егор пришел домой в Мельковку.
— Что невесел, Егорушка? — сразу же заметила Маремьяна.
— Не дают любимую работу, — коротко объяснил Егор.
— Так отдыхай.
— Скучно что-то…
— Или и книги опостыли?
— Да, и читать не хочется.
У Маремьяны за всю ее жизнь не было, кажется, и минуты, не занятой трудом. Горевать, тосковать — приходилось, но что такое скука, она не ведала. Посмотрела на Егора озабоченно, вздохнула и задумалась.
Утром Маремьяна рано разбудила Егора.
— «Не глупее любого саксонца» надо было сказать, — сонно пробормотал Егор.
— Что баешь?
— А?.. Это я про вчерашнее: неладно у меня сказалось, похвастался.
В открытое окно слышны были гулкие удары колокола — часовой на крепостном бастионе отбивал часы.
— Сегодня раньше подняла: дело есть? — спросил Егор.
— Тебе знать про твои дела. Нет ли недоделанного, вспомни, Егорушка.
— Мои дела — на службе. Может, по дому есть что сделать?
— Не всё служба, надо и о другом подумать…
— Вот новость! — удивился Егор.
Ново ему было то, что мать, вечно боявшаяся, чтобы у Егора не случилось какого-нибудь упущения перед начальством, ставит что-то выше его службы.
Он заглянул в глаза Маремьяны и, как это бывает у людей долго и дружно живущих одной жизнью, угадал ее мысль:
— Давно я собираюсь съездить Нитку отблагодарить, а всё не соберусь.
— О чем и речь-то, — ровным голосом сказала мать. Разговаривая, она вытирала холщевым полотенцем крынки и расставляла их в ряд по лавке. — Вот и ладно, что сам вспомнил. Да не вздумай, приехавши, первым делом подарок совать. Деваха гордая, обидишь.