Руда
Шрифт:
— Васильем.
— Смотри, Василий, Киндею не брякни. Тайно уйдем.
Без лопаты уходить не хотелось. Без лопаты — поиску конец. Обыскал дворик, ближние кусты, — нету. Услышал молитвенный распев: Киндей идет. Вернулся к избе.
— Здоров ты спать, — Брат Киндей улыбнулся из глубины бороды. — Волоком я тебя дотащил.
— Как медведь тебя?
— Во, во! Поснедать хочется? Давай, благословясь, удочки возьмем.
— Долго, брат Киндей. Живот подвело. Сухари-то еще есть? Мне бы сухарик.
—
— Брат твой где?
— Поблизости пошел — дровец посбирать.
«Врешь», — подумал Егор. Киндей пошел в избу.
Сейчас бы за кусты да бегом. Жаль Василия бросить на погибель. Такого спутника Егору не хотелось брать — обуза. Другое: Василий, как к людям выйдет, изобличать станет Демидова, про золото всё откроется. Это Егору сразу понятно стало, с первых Васильевых слов. Но оставить товарища не мог. Не выбирал, не колебался — само ясно. Василия надо от кержаков выручить, на дорогу пустить. А сам — на Бездонное. И уж кому какая судьба.
Из избы вдруг вылетели лающие, гневные крики мужика. Егор кинулся туда.
Киндей растерянно вертел в руках ремешок, озирался.
— Ошалел совсем, — сказал он сразу Егору. — Несет не весть что.
— Псы демидовские! — корчился мужик. — Иуды! Не спасете злодея! Перед всем миром говорю…
— Замолчи ты! — Егор ткнул шапку в губы беснующемуся Василию И почувствовал — его крепко схватили повыше локтей. Рванулся, повернул голову, лицом угодил в бороду Киндея, вырваться не мог. Под ногами перекатывался рассыпанный горох.
— Стой, стой! — страшно хрипел Киндей. Перехватил Егоровы руки пониже, уже вязал ремешком у кистей. Егор бросился на пол, высвободил одну руку, другая прижата за спиной, не вырвать: Киндей много сильнее.
Тут поднялся мужик, завизжал дико и схватил Киндея за горло. Да с такой бешеной силой, что кержак запрокинулся. Егор выскочил из-под него, и вдвоем они одолели Киндея.
— На, на! — Василий совал лыковую веревочку, завязку от лаптей. Связали Киндею руки и ноги.
— Бежим! — сказал Егор, переводя дух.
— Убей его сначала.
— Что ты! Он ничего теперь не сделает, пошли скорей.
— Убей! — руки мужика тянулись к горлу Киндея.
— Брось. Нельзя. Он не шевельнется: крепко связан.
— Ну, спусти в голбец.
Тут только Егор увидел, что поднята крышка над подпольной ямой. Как они не провалились туда во время возни в тесной избушке? Весь пол усыпан горохом. Егор спрыгнул в голбец.
— Да тут съестного немало, — сказал он. — Взять,
— Где, где? — Василий тоже полез вниз, стал выкидывать оттуда вязки больших вяленых рыб, скляницу с маслом, туесок гороху, мешочек с сухарями. Вылез, набил Егорову котомку.
Егор нагнулся к кержаку:
— Куда лопату спрятал?
Кержак молча отвернулся.
— Отдашь лопату, в голбец не кину.
— На крыше, под дерном, — пробормотал Киндей.
— То-то. — Вскинул котомку за плечи — тяжелая.
Лопата нашлась, она была сбита с черенка.
На сучке черемухи Егор увидел железный котелок. «Мыть в нем песок много способнее!» — мелькнуло в голове. Прихватил котелок.
Ночевали высоко в горах. В ущелье у каменистой стены сквозняк выдувал искры из-под золы: на ночь костер не затаптывали, лишь присыпали угли землей, чтоб теплее спать. Василий разнемогся сильно. Чудо, как сюда добрел.
Разумом мешаться стал. Забывал, что они одни и в лесу, всё порывался обличать, обиды давние вспоминал. Егор допытывался о золоте, большого толку не добился.
— Как это на дерне моют? — спрашивал.
— Проба это. Пластину дерновую кладут внаклон, песок кидают, воду льют. После оборачивают, доводят.
Что оборачивают? Как доводят? — не растолкует. Про озеро Бездонное баял много, да всё не то. Кого-то в нем утопили безвинно, тень являться стала, пришлось бросить прииск. Какие-то самородки там были — не поймешь.
— У тебя еда есть, посиди на одном месте неделю, наберись сил, — советовал Егор. — Тогда и на Чусовую ступай, там вон Чусовая, на закате. А то отощал ты больно, — пропадешь в болотах, увязнешь и ног не вытащишь.
Василий на всё соглашался.
Утром солнце не встало. Сухой туман наползал на горы. Может быть, это была гарь далекого пожара.
Егор распрощался со спутником, повторил свои советы:
— Первая река будет Сулем, вторая — Чусовая. Тот берег Чусовой уже не демидовский, но всё одно стерегись и там. Раньше времени рта не открывай.
— А ты куда?
— Не взыщи: врать не хочется, а правда не выговаривается. Ты в изумленье приходишь, себя не помнишь, Василий. Не скажу.
— Звать-то тебя как? Какому святому свечку поставить?
— А молись об избавлении от оков раба Андрея, вот как. Баш на баш и выйдет. Прощай.
Путь Егора лежал вверх, дальше на север. Еще не вышел он из ущелья, как туман окутал место их ночлега и лежащего Василия.
Шагов через сто Егор услышал громкий крик. Остановился. Василий? Его, ровно бы, голос. Блажит опять, «обличает». Крик повторился — одинокий отчаянный зов. Егор, не раздумывая, кинулся обратно, на помощь.