Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
гетман, полковники и старшины все доходы отберут на себя, а
мещан и всех малороссийских жителей оставят на целый год нагими
и пограбленными. И в народной громаде стало высказываться уже
в это время враждебное настроение к Бруховецкому, на которого во
время избрания его в гетманы смотрели как на защитника бедных
против богатых, простых против знатных. В разных местах, по
городам и селам, собирались своевольные <купы>; такая купа
собралась
начальством прибывшего туда из слободских полков Ивана Донца, и гетман приказал ее разогнать, за что получил из Москвы похвалу.
Более всего не ладилось у гетмана с великороссийскими
воеводами. На Шереметева писал в Приказ Бруховецкий, будто тот
приказал вывести Козаков из города Димера и вместо них поставил там
залогу (гарнизон) из царских ратных людей, которые не могли
устоять, - пришли из Белой-Церкви поляки, побрали в плен ратных
людей и овладели Димером. Шереметев по этому поводу объяснял, что он вовсе не выводил Козаков из Димера, не ставил туда залоги
из своих людей, неизвестно ему, по чьему приказанию вышли ко-
заки из Димера, никого из ратных царских людей не брали в плен
3* 67
и не убивали поляки. Бруховецкий доносил, что лихие люди
прельщают Шереметева лукавыми словами и ссорят с гетманом, а
Шереметев возражал, что все это неправда, никто его с гетманом не
ссорит, а сам гетман <зело корыстен>, облагает поспольство
всякими поборахми.
– Шереметев поверил собирать на государя
проезжую пошлину на перевозе у Переяслава гречанину Томаре, и тот
собрал этой пошлины 500 руб., а гетман требовал, чтоб Томара
привез ему в Гадяч тысячу руб., но у Томары не было столько денег, и он боялся, чтоб ему <не быть без головы>. Не в ладах был гетман
и с переяславским воеводою Вердеревским: доносил, что Вердерев-
ский был жаден, брал поборы и под предлогом, что в каком-нибудь
городе или деревне козак, по приказанию воеводы, не шел в войско, посылал туда ратных царских людей на становище и приказывал
собирать с жителей кормы. На Якова Тимофеевича Хитрова, бывшего прежде при гетмане в Каневе, а потом назначенного воеводою
в Полтаву, гетман доносил, что он полтавских Козаков отягощает
подводами, забирая лошадей у тех, которые сами были на службе, и оскорбляет заслуженных лиц, бывших прежде полковниками, да
и самого тогдашнего полковника ставит ни во что, говоря: он ваш
полковник, а я от государя послан и более всех вас, а вы все под-
чорты! <У него - писал c Москву гетман со слов полтавцев -
лучше обхождение с наложницами майоров, чем с козацкими женами.
Ни
вольны. Как к нему кто придет из товарищей, он очи им тростью
выбивает, в глаза плюет, а денщики, по его приказу, в шею
выталкивают>. Недружелюбно относился гетман и к находившемуся при нем
в Гадяче воеводе Федору Протасьеву и доносил, что тот с умысла, на зло гетману, допускает ратньш людям обижать малороссиян. В
Гадяче, Котедьве и иных городах не найдется ни одного двора, чтоб
не был обокраден, а коли поймают вора и приведут к воеводе на
расправу, так он не наказывает преступника и даже не отнимает у
него краденого имущества. Двух Козаков убили и убийц поймали, но никакого сыска и наказывания им не* было. Впрочем, Протасьев
в марте месяце был отозван.
Бруховецкий и епископ Мефодий, как мы видели, были прежде
большие друзья между собою. Мефодию не мало обязан был
Бруховецкий своим возведением в гетманское достоинство. Но по
возвращении из Москвы между ними, как говорится, пробежала
черная кошка. Оба способны и склонны были заводить козни, доносить, клеветать и рыть друг под другом яму. Гетман в Москве
увлекся оказанными ему почестями и ласками и надавал советов и
предложений, которые должны были повлечь за собою большие
перемены, не всем в Малороссии приятные. Введение воевод, отнимавшее суд и расправу от Козаков, еще не могло пока произвести
ропота, потому что воеводское управление еще не начинало дейст-
68
вовать, а Мефодий, менее чем кто другой, имел право упрекать за
такое нововведение Бруховецкого, потому что Мефодий, еще при
Выговском, будучи нежинским протопопом Максимом
Филимоновичем, указывал Москве на введение воеводского управления, как
на лучшее средство успокоить край. Но гетман, будучи в Москве, затронул и управление церкви своим советом прислать святителя
из Москвы. По возвращении гетмана Мефодию сообщил об этом
Дворецкий, и тут Мефодий увидел, так сказать, узелок, за который
мог зацепиться и начать козни против гетмана. Мефодий был
наречен блюстителем митрополитского престола до избрания нового
митрополита, и по его наущению киевское духовенство обратилось
к гетману с просьбою о том, что киевское духовенство желает по
своим стародавним правам и обычаям избрать в митрополиты
достойного человека. Гетман отвечал: <Радуюсь, что вы помышляете, чтоб митрополия киевская не пустела, не знаю только, такова ли
воля будет его царского величества, чтоб мысль ваша в