Руки, полные бури

-Мэй-

– Ну вот, у меня такой есть.

– У меня нет, – заявил Анубис, перехватывая игрушку. – Симпатичный.

– Эй!

– Да ладно, ты всё равно Людей Икс любишь. Жди, пока они появятся.

С видом оскорблённой невинности Амон принялся нарочито громко открывать салат и долго мешать его с соусом, с укоризной поглядывая на Анубиса. Но тот не менее старательно игнорировал и жевал чизбургер.

Персефона открыла ещё горячую картошку и соус, стараясь даже не думать, что там в составе. Деметра морщила нос и говорила, что синтетическая

продукция нынче в моде. После этого она обычно уходила в оранжерею, поливать аккуратные и пышущие зеленью горшки.

Обретя память, Персефона в полной мере осознала, что Деметра хорошо помнила предыдущие столетия, когда на столах людей была натуральная пища или её не было вовсе. «Свободная касса» явно не в стиле Деметры.

Софи не любила фастфуд. Вернув память, она не очень-то изменила мнение. Для неё пища, в составе которой слишком много химии, оставалась… мёртвой. Она подходила для утоления голода, но Персефона совсем её не чувствовала.

– Это отвратительно, – вздохнула она и закрыла соус, решив ограничиться картошкой.

Анубис пробормотал что-то невнятное, Амон заявил:

– Не говори с набитым ртом!

Персефона не смогла понять, что ответил Анубис, но, судя по интонации, что-то очень возмущённое. Амон щёлкнул пальцами, отправляя в Анубиса кусок упаковки из-под игрушки.

– Они всегда такие? – спросила Луиза.

Персефона хмыкнула и кивнула. Сейчас Анубис походил на обычного подростка, может, со слишком большим количеством пирсинга на лице, но ничуть не древним богом – силу он сдерживал.

В отличие от него Амон, наоборот, наслаждался лучами солнца, падавшими через окно. Персефона давно заметила, что Амон не осознавал этого, но старался сидеть на солнце. И лучи очерчивали его фигуру, запутывались в светлых волосах, заставляли светиться его самого.

Рядом с Амоном тепло. От Анубиса при всём его характере веяло одновременно надёжностью и дорогами. Оба бога отлично уравновешивали друг друга, по крайней мере, пока не пытались спорить из-за фигурки Бэтмена.

– Ты доедать будешь? – Анубис, уже успевший расправиться с чизбургером, ткнул пальцем в картошку Амона.

– Нет. Она невкусная. И ты не купил мне яблочные дольки.

– Ой, не занудничай! Ну, невозможно постоянно есть твои блинчики. Иногда хочется и какой-нибудь гадости.

– Надеюсь, это признание, что моя готовка не гадость.

– Ты знаешь, я люблю, как ты готовишь.

Великодушный вздох Амона, по всей видимости, должен был свидетельствовать о том, что он простил друга за измену блинчикам.

– Как Гадес? – спросила Луиза.

Она больше слушала, нежели говорила. Персефона видела, как внимательно она наблюдала, но старалась не встревать. Как успел рассказать Амон, Луиза хотела тихонько уйти после разговора с Гадесом, но не дал ей Анубис. Заявив, что богам стоит держаться вместе, а если уж Луиза свободна до завтрашнего дня, то он её так просто не отпустит.

Персефона полагала, что Анубис прав, и была ему благодарна,

что он не отпустил Луизу. Называть её Макарией почему-то не выходило, возможно, из-за того, что она сама предпочитала Луизу.

– Гадес в Подземном мире, – ответила Персефона. – Отдыхает.

Она и сама хорошо почувствовала момент, когда новые мертвецы хлынули в Подземный мир. Ощутила себя завесой на пути полчища, которое разрывает её саму, чтобы пробраться внутрь.

Персефона не Врата, как сам Гадес. Он воплощал Подземный мир, короля и тюремщика. Персефона стояла рядом с его троном и могла разделять его ношу, но ей передавались лишь отголоски его ощущений.

Она старалась помочь как могла. Но когда Сет притащил Гадеса, выглядел тот не очень. Рана на плече снова кровоточила, но Гадес начал слабо возражать, когда Персефона настаивала, что ему нужно отлежаться в Подземном мире.

Сет проникновенно заявил, что сам переломает Гадесу все кости, если тот немедленно не начнёт думать о себе, и это, как ни странно, подействовало. Аид уснул почти сразу, стоило Персефоне уложить его в постель в их спальне в Подземном мире. Но она всё равно попросила Гипноса навести волшебный сон, восстанавливавший силы гораздо лучше.

– Я не понимаю, – сказала Луиза. – Почему мертвецы так по-разному подействовали на богов смерти?

– В смысле, почему я тут сижу, а не валяюсь полудохлый? – добродушно спросил Анубис. – Думаю, зависит от того, сколько мертвецов в какой мир отправились. И от самих богов. Как проводнику мне сложно держать Дуат, но легко пропускать души. Хотя после Хель было больно. Но мне Ганеша написал, у них Яма до сих пор в себя не пришёл, по нему как-то особо ударило.

Персефона этого не знала, она мало общалась с другими богами смерти, хотя Амон успел рассказать, что мертвецы Хель разлетелись по всем.

Анубис застыл, прислушивался к чему-то, недоступному для остальных. Потёр виски и поднялся, так и оставив картошку недоеденной. Амон внимательно следил за ним:

– Ты…

– Я в порядке. Но мне надо в туалет. Тебе рассказать зачем?

– Иди уже.

Стоило Анубису уйти, Амон проворчал:

– Я с него глаз не спущу. И не только потому, что Сет просил.

Персефона разломила ломтик картошки, но есть не стала. Ей совсем не нравилось то, что происходит, и если Гадесу требовалось выспаться хорошенько, то помочь Анубису не мог даже Сет.

– Я знаю, что с ним происходит, – сказала Луиза. – Я помню, что видела подобное. Боги могут сходить с ума… по разным причинам. А может происходить и такое, что их божественная сущность расщепляется. У Анубиса много силы, с которой он не может совладать, и, если он не выпускает её во внешний мир, она действует на него. Кронос и Дуат всё усугубляют.

– Звучит не очень круто, – Амон попытался усмехнуться, но прозвучало нервно и рвано. – И что случалось с теми богами?

– Они исчезали. Превращались в духов, у которых остаются одни инстинкты. Тени.