Руки, полные бури

-Мэй-

– Не хочу, чтобы из-за меня возникли проблемы между пантеонами.

– Нет.

Спорить Сет не собирался, и Анубис понимал это лучше многих. Уговаривать не стал, сжал губы, для себя всё решив. Сет глянул на Амона так, что солнечному богу стало не по себе. Но он отлично понимал, что имеет в виду Сет.

Выпрямившись, Амон позволил тёплой солнечной силе заполнить комнату.

– Как глава пантеона я запрещаю тебе связываться с ацтеками.

Амон ненавидел это. Когда приходилось напоминать, что он способен приказывать. Когда запрещал

что-то властью, пусть даже на благо.

Лицо Анубиса стало непроницаемым, но он кивнул. Амон не сомневался: сил нарушить прямой приказ у Анубиса хватит, но он не будет этого делать. По крайней мере, точно не сразу, а там уже и сам Амон что-нибудь придумает.

Поднявшись с пола, Анубис молча вышел из комнаты, и сила Амона упала вместе с его настроением.

– Спасибо, – сказал Сет. – Для его же блага.

Амон вздохнул:

– Всё равно погано.

Он любил свою силу, тёплую, медовую, струящуюся сквозь кости и мышцы, но ненавидел, когда приходилось обращать её против кого-то. Особенно против друзей. Сразу хотелось смыть с себя гадостное ощущение, так что Амон направился в душ. Сделал воду погорячее, вытащил гель с запахом имбиря. Кажется, его терпеть не могли все, кроме Амона.

Ему он напоминал о чём-то неуловимом, неосязаемом, отдающим и прошлым и будущим одновременно. Тёплый запах солнца и земли, достаточно плотный и яркий, чтобы привлекать и пробиваться через безразличие.

Больше всего Амон боялся стать равнодушным. Он видел, как это происходит с богами, слишком старыми, чтобы успевать за изменяющимся миром. Постепенно засыпающими, не хуже чудовищ, превращающимися в апатичное… нечто.

Боги не умирали, но могли каменеть, будто доисторические реликты. То же самое наверняка бы произошло с Осирисом в скором времени.

Амон был древен, очень древен. Когда он в первый раз действительно испугался, что станет бесчувственным, то отправился в пустыню. Точнее, с караваном через пески на север. Надеялся, что необычное путешествие расшевелит его, к тому же он знал, что так периодически делал Сет, пусть и по совсем другим мотивам. Но если ему так нравится пустыня, может, что-то в этом и есть.

До сих пор Амон не знал, встреча вышла чистой случайностью или это Сет понял, с каким караваном едет солнечный бог, и туареги напали по его инициативе. Тогда Сет уже некоторое время жил с кочевниками пустыни, и Амон с радостью к нему присоединился, познакомившись и с Анубисом.

До этого он видел принца смерти сразу после рождения. И как глава пантеона, и просто его интересовал новый бог. Он помнил, как Нефтида хотела сразу уйти вместе с сыном из Дуата, но Осирис… не то чтобы не позволял. Он честно сказал, что Анубис – бог смерти, родившийся среди мертвецов. И первое время он не сможет жить в мире людей. Он не врал, что мог нехотя подтвердить и Амон. Дуат он терпеть не мог, но ощущал, что если прочих богов царство мёртвых будет медленно убивать, то принцу мёртвых, наоборот, стоит встать там на ноги.

Нефтиде потом пришлось

уйти, даже она не могла постоянно оставаться в Дуате. Про Анубиса Амон мало что слышал, так что удивился, увидев его в мире людей.

Но ещё больше поразился, с каким восторгом юный принц мёртвых воспринимал окружающее. Это хорошо показало и самому Амону, как стоит смотреть на мир. Не важно, что впереди у тебя вечность, каждый день прекрасен по-своему, каждый рассвет и закат отличаются.

С тех пор Амон не боялся стать равнодушным.

После душа он хорошенько вытерся полотенцем и обернул его вокруг бёдер. Направился на кухню, но застыл в дверях, уставившись на гостью:

– Апоп?

Она поморщилась, не снимая тёмных очков:

– Эбби.

– Хорошо. Эбби. Как ты здесь оказалась?

В голове Амона успели пронестись сотни вариантов, начиная с того, что защита, которую поставил Сет на квартиру, никудышна, заканчивая тем, что девушку впустила, например, Персефона.

– Дверь не закрыта.

– О. – Амон понял, что это он входил последним. Он не мог найти Анубиса, и у него совершенно вылетело из головы, что в современном мире стоит проверять замки.

Следующей мыслью Амону пришла та, что он вообще-то стоит в одном полотенце.

– Будешь чай? Или кофе? Может, блинчики? – попытался сгладить неловкость Амон.

– Что за блинчики?

Указав на стул, Амон достал из холодильника тарелку, не утруждая себя микроволновкой, погрел блинчики щелчком пальцев и поставил их на стол.

– Гм, варенье закончилось, всё Анубис съел. Но попробуй так.

Амон сел за стол, думая, что тот мог быть и повыше, всё-таки мода ходить в одних набедренных повязках давно прошла, и ему совсем не хотелось показываться Эбби в таком виде. Он смотрел за её реакцией на блинчики, почему-то это было важно. Отбросив волосы с розовыми кончиками назад, она попробовала, и ей явно понравилось.

– Сет тебя убьёт, если увидит, – сказал Амон. Он и сам не знал, в прямом или переносном смысле. – Зачем ты пришла?

– Не могла понять твоих эмоций. – Она нахмурилась, не знала, как объяснить: – Мы с тобой связаны, Амон. Мы как две части целого.

– У чёрного есть белое, – кивнул Амон. – Всё в мире находится в равновесии. Если есть сила, значит, должно быть нечто, что ей противостоит. В нашем случае буквально.

Она свернула ещё один блинчик трубочкой и откусила.

– Как так вышло, что ты ничего не знаешь о мире?

– Тебе лучше знать, Амон. Как усыпили чудовищ.

Амон знал. Не то чтобы соглашался, но среди чудовищ до недавних пор спал… спала Апоп, которая хотела его убить, так что Амона всё устраивало. Считалось, что чудовища – порождения первозданного хаоса, той эпохи, когда не существовало ещё нынешних богов. Их сила иная, более стихийная.

Они другие. И боги негласно предпочитали усыплять чудовищ. Ведь слишком опасно оставлять в мире созданий, единственным желанием которых оставалось убийство богов.