Руководство по плохому поведению для девственницы
Шрифт:
— Как ты себя чувствуешь сегодня утром? — Роум наклонился и нежно поцеловал ее.
— Великолепно, — улыбнулась Элиза.
— Никаких сожалений?
— Ни одного.
— Итак, сегодня твой день. Как ты хочешь провести его? — Его губы коснулись ее щеки, отчего по спине пробежали мурашки.
— Мой день?
— Да. Сегодня все, что мы делаем, связанно с тобой.
Элиза на мгновение задумалась. На самом деле, все, чего она хотела, это чтобы Роум снова лег в постель, чтобы они могли заняться сексом. Но она не могла удержаться, чтобы не поддразнить
— Ну, я слышала, что на Стрэнде есть отличный магазин пряжи.
— Окей. — Он помолчал, а потом серьезно кивнул.
— А в нескольких кварталах отсюда есть магазин стеганых изделий, в котором я с удовольствием проведу несколько часов.
Слава богу, Роуму удалось сохранить невозмутимое выражение лица.
— Все, что захочешь.
У нее вырвался смешок, и Элиза импульсивно обняла его за шею, увлекая на кровать.
— Или мы могли бы провести остаток дня здесь, в постели.
— Значит, стеганые вещи и пряжа были шуткой? — На его лице отразилось облегчение.
Элиза кивнула, затем наклонилась и поцеловала его в губы, почти застенчиво.
— Слава богу, — простонал Роум, а затем запустил руки в ее волосы, притягивая ее лицо к своему, когда она попыталась отстраниться. Его поцелуй был жестким и яростным, и таким собственническим. — Не то, чтобы я не смотрел на тебя, но после того, как я увидел, как ты танцуешь по всей комнате голая, единственное, что имел в виду — это больше секса.
— Думаю, пряжа может подождать, — поддразнила Элиза, проводя языком по щетине на его подбородке.
В самом деле, щетина не должна быть такой вкусной на мужчине.
— Я создал злую шалунью, — насмешливо прорычал Роум, перекатываясь на кровати и прижимая ее обнаженное тело к себе. — Злая шалунья с жестоким чувством юмора.
Элиза злобно рассмеялась, и ее смех был заглушен его поцелуями. Вдруг она перестала смеяться, потому что ей нравилось, когда Роум целовал ее. Он заставлял ее чувствовать себя такой красивой, такой желанной.
Когда мужчина потянулся за новым презервативом на прикроватном столике, Элиза решила, что остаться дома на весь день было бы неплохо.
***
Около двух часов дня Элиза уже не могла игнорировать протестующее урчание в животе. Она была измотана после нескольких раундов секса и последующего сна, но ей не хотелось вставать с кровати и покидать их идиллический кокон.
— Мне кажется, мы сожгли слишком много калорий, чтобы оставаться в постели, — прошептала она Роуму, прижавшись щекой к его потной груди. — Мой желудок ест сам себя.
Он провел пальцами по ее волосам, и Элиза постаралась не вздрогнуть от боли, когда он касался ее спутанных волос, так как знала, как сильно Роум любит прикасаться к ее волосам.
— Ты хочешь выйти и захватить обед?
— Или очень-очень поздний завтрак, — поддразнила она, садясь и улыбаясь ему. — Мы можем съесть углеводы и вернуться.
— Я действительно верю, что создал монстра, — улыбнулся ей Роум.
— Но ничто не может быть так вкусно, как ты. — Элиза наклонилась и прикусила
М-м-м.
— Если ты начнешь, мы никогда не покинем эту комнату. — Он застонал и оттащил ее от себя.
Это, честно говоря, не звучало так уж плохо для Элизы, но ее желудок снова заурчал, напоминая ей, что им нужно поесть. Девушка провела рукой по спутанным волосам, морщась от боли.
— Можно я приму душ, прежде чем мы выйдем?
— Только если пообещаешь оставить мне немного горячей воды.
— Ты можешь присоединиться ко мне в душе, — просияла Элиза.
— Нет, если мы планируем что-то сделать. Мне нужно держать руки подальше от тебя, чтобы сохранить рассудок. — Роум покачал головой и поцеловал ее в макушку.
Элиза насмешливо надула губы, но все же выбралась из постели и направилась в ванную, нарочито покачивая бедрами на случай, если он посмотрит. Находясь с Роумом, она чувствовала себя такой… хорошенькой. Такой желанной. Это было пьянящее, восхитительное чувство.
Принимая душ, Элиза думала о той ночи, что они провели вместе. Секс был потрясающим. Ладно, более чем потрясающим. Умопомрачительным. Если секс был так хорош, ей следовало заняться им много лет назад. Будь проклята ее застенчивость. С другой стороны, она подозревала, что партнер имеет большое значение, и не было никого более привлекательного для нее, чем Роум. Она любила его татуировки, его улыбку, его пирсинг, его великолепные глаза, его смех… все в нем. Даже его личность, казалось, поразила ее во всех нужных местах. Он не возражал, когда Элиза молчала, и не пытался дразнить ее по поводу того, на чем она зациклилась. Он просто принимал это, как будто у всех были проблемы, и вы просто справлялись с ними.
Роум был таким терпеливым и понимающим. Как же ей так повезло?
Правда, она сказала ему прошлой ночью, что любит его, и он не ответил ей тем же. Но, возможно, это было наивно с ее стороны, она не чувствовала, что он должен. Он заботился о ней. Это было в нежности, в том, как он обнимал ее, когда они впервые занимались любовью, ожидая, не причинил ли ей боль, и глядя на нее сверху вниз с болью в глазах при мысли о том, что причинит ей боль. Это было в том, как Роум прикасался к ней, его пальцы танцевали вдоль ее шрама, как будто это было что-то, что делало ее красивой, а не странной. Дело было в том, что он не видел родимого пятна, все еще слабо выделявшегося на ее щеке, и всегда обращался с ней, как с богиней. Это было в том, как он пытался защитить ее от всего, что могло как-то задеть ее чувства.
Если Роум не из тех парней, кто признаются в любви и чувствах, то все в порядке. Он чувствовал их. Ему не нужно было произносить эти слова вслух, чтобы Элиза почувствовала себя обожаемой.
Просто находясь рядом с Роумом, она чувствовала себя желанной и особенной.
Выйдя из душа, Элиза завернулась в одно из полотенец и направилась к выходу. Когда вошел Роум, она крепко поцеловала его, давая понять, что думает о нем. Он застонал и пробормотал что-то вроде «Господи помилуй», прежде чем отправиться в душ.