Руна на ладони
Шрифт:
А сама быстро вытащила из-под рукава рубахи кожаные ножны, привязанные к предплечью. Бросила их на колени, сжала левой рукой так, чтобы руна касалась кожи. Потянулась правой рукой к чаше…
Торгейр метнул на неё какой-то непонятный взгляд. Ответил, помедлив:
— Знаешь мелкую бухту за Гейруфьятлем? Там даже не бухта, а так — выемка в прибрежных скалах. Глубины хватит для драккара и покрупней твоего «Волка». Однако от шторма уже не спрячешься — горловина широкая, длина маленькая, валы захлестывают внутрь…
— Это
Торгейр кивнул, торопливо прожевывая немалый ломоть мяса, который успел сунуть себе в рот. Видно было, что сын конунга все-таки проголодался.
Света, одной рукой поднося ко рту чашу, второй изо всех сил сжала ножны. И — ничего…
— За водой туда не заходят, так что место укромное, — объявил Торгейр, закончив жевать. — Кроме того, от крепости недалеко.
Ульф кивнул, потянулся к рыбе, серыми пластами лежавшей на одном из блюд, очищенной от чешуи и от костей.
— Да, туда не заходят. И сверху не спустишься — скалы отвесные… или все-таки есть тропка?
Торгейр, не отвечая ему, тоже взялся за рыбу. Потянулся к своему кубку — но тут же едва заметно поморщился.
Вино кончилось, сообразила Света. Снова привстала, положив ножны на лавку, рядом с бедром Ульфа. Протянула руку к чаше Торгейра, из которой прежде пила сама, другой рукой взялась за кувшин…
Сын конунга сделал быстрое движение — и чаша вдруг оказалась у неё в ладони. Их пальцы соприкоснулись.
— Ты доверяешь своей жене, Ульф? — бросил Торгейр, глядя Свете в глаза — и неторопливо убирая руку. — Так сильно, что ведешь при ней такие разговоры?
— Она не знает нашего языка, — ответил Ульф. Слова у него вылетали резко, отрывисто. — Значит, никому ничего не расскажет. Кроме того, ты прав, моей жене понравилась мысль о том, что она будет жить в богатом доме, со слугами. И могла бы говорить, не проболталась бы… а ещё я уверен — когда все успокоится, ты попросишь темных альвов проложить новый ход в крепость. Завтра эту бухту увидит слишком много народа — и люди с моего драккара, и твоя охрана.
— Это верно, — согласился Торгейр. Затем чуть насмешливо глянул на Свету. — Смотрю, ты не торопишься учить её нашему языку, а, Ульф? А то мог бы приставить к ней человека, чтобы ходил по пятам, говорил все время, как что называется. Какого-нибудь воина постарше. Жена ярла может иметь стражу, это не простая баба. Но я тебя понимаю. Молчаливая жена — дар богов. Его надо беречь.
Света, успевшая плеснуть вина и мужу, уселась на лавку. Хмуро посмотрела на Торгейра, одной рукой взялась за ножны…
— Бабы, если им надо, и без слов могут обойтись, — хмуро буркнул Ульф. — Но ты не сказал про тропинку. Так есть она там или нет? Или где-то заготовлена
— Зачем это тебе, Ульф? — как-то очень искренне удивился Торгейр. — На выходе нас будет ждать твой драккар. Зачем тебе какая-то тропа?
Значит, она все-таки есть, успела подумать Света.
И каюта вместе с Торгейром, сидевшим наискосок, через стол, вдруг подернулась черной дымкой. Разом, словно задернули черный занавес. Света оцепенела…
В этой тьме тут же появился человек. Молодой мужчина, одетый в неприглядную темную рубаху с кожаными завязками у горла. Светло-рыжие космы падают ниже плеч, лицо напоминает лицо Торгейра — только у того, кто возник посреди мрака, углы нижней челюсти расходятся пошире. И подбородок короче, чем у Торгейра. Брови нависают над глазами, мешая разглядеть их цвет.
А следом человек исчез — вместе с черной пеленой. Возникло другое…
Это был город, и он горел, но лишь наполовину. Словно дома разделяла незримая черта. На другой половине горбатились длинные крыши, засыпанные снегом. Над крышами бушевала метель, взметая громадные вихри.
И посередине заснеженной части вихри сплетались в белый жгут, короткий, таявший в темно-сером небе.
А на той половине, что горела, ветер закручивал по воздуху столбы дыма. Посередине они сходились в темный столб, тоже недлинный, конец которого размазывался в небе…
Город, наполовину горевший, наполовину засыпанный снегом, стоял у Светы перед глазами пару мгновений. А затем все растаяло, проступила каюта, лицо Торгейра напротив — и уже напоследок, поверх всего этого, мелькнул силуэт, до боли напоминавший Ульфа. Призрачный, размытый…
Света сглотнула, ощутив дрожь в теле. Выпустила ножны. Левая ладонь почему-то была мокрой, словно вспотела.
Она пришла в себя как раз вовремя, чтобы услышать слова Ульфа:
— А где выходит подземный ход? Далеко придется идти до главного дома крепости?
Торгейр что-то жевал, одновременно поднося к губам кубок. Того, что она несколько мгновений смотрела на него, но видела совсем другое, сын конунга, похоже, не заметил.
Как и Ульф, подумала Света. Мысль эта пролетела в уме блеклой тенью — словно не было сил даже думать. Она глубоко вздохнула, потянулась к ножу и хлебу…
Рука Ульфа вдруг поймала её левую ладонь, крепко сжала.
Заметил, подумала Света, радуясь ощущению крепкой хватки его пальцев. Их теплу.
Ну да, у него же нюх.
— Где кончается ход, узнаешь на берегу, — заявил Торгейр. — При твоей жене я этого говорить не буду, ей такое знать незачем. Вдруг этот ход мне ещё пригодится? Когда все кончится, превращу его в подземную кладовую. Главное, чтобы ты про вход не проболтался!
Ульф, погладив напоследок Светину ладонь, убрал руку. Она сунула в рот ломтик мяса, хлеб. Прожевала, не чувствуя вкуса.