Рунет: Сотворенные кумиры
Шрифт:
Есть еще, конечно, такие сферы, как родить ребенка и создать семью, там, понятно, неисчерпаемые возможности для внутреннего роста; но это успеется всегда. Это все могут, для этого избранности не требуется ни малейшей.
<.>
Твои друзья причем, двадцатиоднолетние редактора Marie Claire, корреспонденты Коммерсанта, сотрудники Вестей — подсаживаются к тебе на подоконник на факультете, нагибаются к самому твоему уху, стараясь не расплескать кофе, и произносят твоим же собственным внутренним голосом:
— Я. Не знаю. Куда. Дальше.
Из журнала vero4ka, 6 мая 2006
— У меня было такое ощущение, — говорит мне Вера в клубе ArteFAQ через два года после
этой
— Оно сохранилось?
— Нет.
— Выходит, теперь тебе есть куда стремиться?
— Конечно. Периодически, когда сильно разгоняешь велосипед, педали начинают прокручиваться. И ощущение, что все: «Бля-а-а-а! Неуправляема». Стоит притормозить немножко, свернуть с пути — и сразу понятно, что есть куда двигаться, что делать и так далее. Вполне.
Через два месяца после этого разговора vero4ka написала: «Ничего не было просто так — если “отл.”, то “Бог любит меня”, если мальчик не звонит, значит, “Бог больше не любит меня” — так смешно об этом думать, Лиза, натурально, мы очень большого мнения о себе в восемнадцать лет, кажется, все только и думают, как тебе насолить; мир большой, у всех свои дела, правда. Все имеет, как правило, простые и прозаические причины, никакого Провидения, и, что самое, пожалуй, непереносимое — все не имеет никаких настоящих Финалов — ни трагических, ни счастливых, никаких, кончается скомканно и бесславно, или просто глупо, или перетекает во что-то другое; с этим труднее всего смириться, у нас в школе любили спрашивать про Главную Мысль Произведения — Лиза, если у произведения есть Главная Мысль, это ужасная хуйня, а не произведение. Все должно кончаться как-то по-дурацки, или недоумением, или странно — тогда будет как в жизни; никаких хэппи-эндов, никаких десяти трупов, все это беллетристика, Лиза. Прежде всего, ничего не кончается, пока не умер, да и потом, мне кажется, много всего интересного.
<…>
Даже если Его! Того Самого Единственного! Лиза, “поженились, жили счастливо и умерли в один день” — это они не слова экономят, это просто правда нечего сказать. Все шестьсот страниц они друг друга в течение месяца покоряли, а потом поженились и остальные сорок лет ни черта не происходит, Лиза, и от этого вешаешься так же, как от безлюбовъя. Вообще нет никакого конечного счастья, пока ты живой.
<…>
И это круто. Переболеваешъ большими буквами, чувством, что все так ужасно важно и неповторимо, и только с тобой, и только сейчас, начинаешь замечать тонкости и детали, начинаешь получать массу удовольствия от каких-то до смешного простых вещей, перестаешь беречь всякий глупый хлам в доме и в памяти — жизнь невозможно длинная, интересно прожить ее всю, все попробовать, все узнать, всего дождаться, посмотреть, как у кого повернется; никаких “А Хочется ли Тебе, Чтобы Все Скорее Закончилось ” — нет, не хочется, больно бывает очень, страшно бывает дико, время, когда ничего не хочется, тянется месяцами — но нет, не хочется, чтоб закончилось, интересно.
Чем дальше, тем интереснее, Лиза».
Природа сетевой популярности
— Первое в жизни интервью я дала в 14 лет — девушке, которая училась в Школе юного журналиста, оно вышло в газете «Холмогоры». Она со мной разговаривала как с поэтессой — с будущей Ахматовой или Цветаевой. Так она и написала потом в предисловии. И было очень стыдно, потому что это первой ссылкой выпадало в «Яндексе».
Завела однажды, года полтора назад, профайл на вконтакте. ру, чтобы посмотреть целиком Школу Злословия с Линор, и с тех пор туда больше ни разу не заходила. Теперь вечер тупняка, зашла, ну и там, конечно, куча сообщений, «вера, извените», «вера, вы классно пишите», в общем, я собираюсь уходить уже, как бросаются
Если я такая знаменитая, почему я такая бедная? Если бы каждый раз, когда мне говорят «вы так прекрасно пишите», мне давали доллар, я бы уже ездила в белом паланкине о пяти чернокожих невольниках; а так я не могу себе позволить проездной на шестьдесят поездок, могу, блядь, только на двадцать! Сообщество «Вера Полозкова»! Ну ё ж ты моё!
Из журнала vero4ka, октябрь 2008
— Ты когда-нибудь удаляла свой ЖЖ?
— Ой, я влюблялась страшно и писала, что «ЖЖ закрыт!». Потому что мне надоедало унижаться перед человеком, который меня читает и при этом не звонит, — смеется Вера. — Мне писали письма прекрасные. А дальше, уже когда первая книжка вышла, с ней начали происходить прекрасные вещи. Ее отвозили каким-то друзьям в больницу, отправляли в больших трансатлантических лайнерах на другие континенты, швырялись ею из окна, потому что «ты спишь с этой бабой!». Она оставалась у египетских аниматоров, которые не понимают в ней ни слова, но спят с ней в обнимку, потому что там две моих фотографии — с одной и с другой стороны.
Вряд ли какой-нибудь современный поэт, кроме разве что Дмитрия Воденникова, может похвастаться, что у его первой серьезной книги стихов такая насыщенная жизнь. В этом феномен Веры Полозковой: в некотором смысле она не поэт, а поэт-блогер. Ее тексты — даже стихотворные — не вполне стихи: в отличие от текстов других поэтов, они неотделимы от нее самой. Это ее личные переживания, ее чувства, ее радость и горе, ее жизнь. Это практически посты в ЖЖ, которые воспринимаются более полно, если читатель что-то знает о жизни их автора и о том, кому они посвящены; причем привилегия дополнять поэтический текст своим знанием тех или иных фактов биографии его автора в случае с Верочкой принадлежит не избранным — литературоведам и критикам, — а народу: читателям ее блога. Именно поэтому стихи Полозковой лучше всего слушать в ее собственном исполнении: она разыгрывает их по ролям вслух, как маленькие пьесы. Каждое ее выступление — театр одного актера, блог, поставленный на сцене прямо перед изумленным читателем блогосферы.
— Ты по-любому пишешь про себя, кем бы ты ни являлся в этот момент — стареющим грузином, эмигрировавшим в Америку, молодой девочкой, влюбившейся в 41-летнего человека и теперь страдающей по этому поводу, — говорит она. — Все эти люди живут во мне, их очень много. А если ты вдруг пишешь не про себя — получается удивительное, уникальное говно.
Вера Полозкова до сих пор не может — или не хочет — сформулировать для себя правила популярности, которые интуитивно или осознанно формулирует для себя каждый популярный блогер. В самом общем смысле правила эти сводятся к тому, как должен быть написан и чему посвящен пост, чтобы он вышел в топ Яндекса и собрал несколько сотен комментариев.
Vero4ka не может или не хочет вести свой блог по этим правилам. У нее вообще сложные отношения с собственной популярностью. С одной стороны, быть одним из самых юных мультитысячников в «Живом журнале» хорошо и лестно. С другой стороны, ни одно профессиональное офлайновое сообщество — скажем, поэтическое — не признает мультитысячников «своими», особенно если они такие юные.
— Реально не дано предугадать, как наше слово отзовется, — говорит Вера. — Может быть несколько стихов, которые тебе кажутся одинаковыми. И вдруг один попадает в топ и начинает цитироваться повсюду. Что случилось, почему? Я вообще не понимаю. Хотя знаю людей, которые могут этим манипулировать.