Рунная магия
Шрифт:
Свет тоже быстро менялся — то красный, то зеленый. Раздавался гул, который давил на барабанные перепонки, — гул миллионов сновидцев в плену миллиона снов.
— Как ты это сделал? — перекричала Мэдди шум.
— Что сделал?
— Сам знаешь. Выбрался из клетки.
— Коротким путем, — ответил Локи. — Смена обличья, которой научился у Йорги. Погоди-ка… — Он остановился у красной с черным двери, усеянной чарами и рунами. — Возможно, ты немного… расстроишься.
Мэдди посмотрела на него.
— Отец?
Локи кивнул. Сквозь его обличье проглядывала усталость, цвета изрядно потускнели. Полученные от Хель часы смерти сообщали, что осталось тридцать восемь
Он бросил в дверь пригоршню рун — надпись на ней просветлела, но дверь осталась запертой.
— Черт! — Локи прислонился к закрытой двери и пару раз глубоко вдохнул. — Я почти выдохся, — пожаловался он. — Придется тебе поработать.
Мэдди изучила запертую дверь. Турис должна ее сдвинуть, решила она и ударила дверь изо всех сил. Та задрожала, но не уступила. Девочка снова ударила ее при помощи Ос и Тюр, — и снова дверь задрожала, и весь коридор задрожал вместе с ней, раскачиваясь под ногами.
— Он здесь, — сообщил Локи.
— Я знаю, — сказала Мэдди, — Еще удар, и я его…
— Я не о твоем отце.
Локи глядел ей за спину, но Мэдди не сразу его поняла. Потом она подняла глаза и увидела, кто именно здесь. В тот же миг девочка швырнула Хагал в дверь, в то время как Локи, собрав последние силы, кинул Иса перед Мировым змеем, который целиком заполнил коридор примерно в пятидесяти футах от них.
Иса замерзла в воздухе, сотворив твердую преграду, на которую Йормунганд в неистовстве налетел. Руна выстояла, хотя от первого удара по льду побежали трещины; конечно, руна недолго выдержит Змея. Этого хватило: дверь перед Мэдди не открылась, а просто исчезла, и без всяких неприятных смещений они очутились внутри.
Хель с интересом наблюдала за представлением с другого берега реки Сон. Часы смерти выполняли несколько функций, в том числе должным образом ее информировать, и сейчас, сидя в глубоком подземелье своей белой, как кость, цитадели, она следила за успехами двух незваных гостей сквозь вороненое зеркало мертвого глаза.
Как странно, думала Хель, как же все-таки странно. Конечно, Локи всегда был не слишком предсказуем, но она бы ни за что не подумала, что ему придет в голову вернуться туда. Против воли ей было любопытно, в чем может заключаться его план. Она полагала, что у Локи есть план — кем бы он ни был, он не был дураком, — хотя и не тратила эмоций на его предполагаемую судьбу. Хель ни слезинки не проронит, если Локи проиграет. Вообще-то, думала она, вид его гибели может обеспечить ей первый мимолетный приступ радости с тех пор, как умер Бальдр, века назад.
Не то чтобы он продлится — все преходяще. И все же Хель, какой бы нелюбопытной она ни была, смотрела вовсю, пока часы отмеряли секунды. Мертвым глазом она видела Нижний мир, бурлящий снами, а живой глаз не отводила от двух тел, лежащих бок о бок на берегу реки. Физические тела были связаны со своими двойниками в Нижнем мире мотками рунного света тоньше шелка.
Перерубить мотки означало оборвать жизни — но она пообещала час внутри, и подобная клятва, пусть даже данная Локи, не должна быть нарушена. И все же Хель была заинтригована — не в последнюю очередь чарами, которые Локи оставил после
А теперь чары звали Хель из ее укрытия в пустыне мягким и льстивым голосом, который казался — почти, но не вполне — знакомым.
«Это ловушка, — думала Хель. — Не знаю, что это, но он хочет, чтобы я взяла их».
Живым глазом она наблюдала за Обманщиком. Он выглядел спящим, время от времени дергаясь и хмурясь, словно во власти каких-то кошмаров. Хель видела нить, которая соединяла Локи со спящим «я» — прозрачную паутинку фиолетового света. Она осторожно пощупала ее и улыбнулась, подумав, что в ином мире у Локи холодок пробежал по спине.
«Неужели это ловушка?» — рассуждала Хель. Совсем не похоже на Локи быть таким прямолинейным. И все же если он не хотел, чтобы она взяла эту штуку, то зачем оставил ее так неприкрыто?
Локи не был прямолинейным. Локи был коварным. А потому, что бы он ни замышлял, очевидный ответ должен быть неправильным. Если только он не знал, что именно так Хель и подумает. В таком случае очевидный ответ и есть правильный. Если только…
«Если только, — размышляла она, — у него не было плана».
Если только небрежность не блеф, изобретенный, чтобы заставить ее думать, будто у него козырь в рукаве. Какая-нибудь защита, какой-нибудь запас на случай неприязненного приема. Но что, если ничего не было? Что, если Локи, как Хель сперва и заподозрила, явился с одним лишь умом и бравадой?
В таком случае Локи в ее власти. И чары, которые он принес, — соблазнительную безделушку — можно спокойно брать.
Хель призвала их словом. Чары прятались в его рюкзаке и светились так ярко, что почти виднелись сквозь потертую кожу. Она вынула их, и сияние Шепчущего вырвалось наружу, едва не ослепив Хель своей мощью.
Хель никогда не видела Шепчущего. Время Мимира вышло еще до ее рождения, а асы никогда не делились своими секретами. Но она знала, как выглядят чары, и сейчас держала их в руках, чувствуя, как их энергия струится через нее, слыша их оглушительный голос у себя в голове.
«Убей их, — приказал Шепчущий. — Убей их обоих».
Одна голова — хорошо, а две — лучше, как говорится в пословице. К счастью для Сахарка-и-кулька, он совершенно не подозревал, что о путешествии в Хель размышляет не одна голова, а целое множество: Одина, шести ванов, Охотницы, Ната Парсона, мертвого экзаменатора, Адама Скаттергуда, пасторской жены, фермера из долины и пузатой свинки. Но если бы даже гоблин и знал об этом, вряд ли подобное знание воодушевило бы его.
Он проверял рунный камень примерно каждые пять минут, и то ли у него воображение разыгралось, то ли за такое короткое время тот еще сильнее потемнел. Сахарок на воображение не грешил и понимал, что должен делать.
— Мир мертвых, — возбужденно бормотал он. — Да он, должно быть, еще больший псих, чем я думал. Хочет, чтобы я отправился в Мир мертвых, а? Хочет, чтобы я нашел Шепчущего? Какого еще Шепчущего, говорю я. А он говорит только…
«Не подведи меня».
Гоблин содрогнулся. Дело выглядело плохо, но он знал, что Капитан умеет выбираться из самых гнусных тупиков. И если он выберется, а Сахарок его предаст…