Русь (Часть 1)

Романов Пантелеймон Сергеевич

Митрофан лучше всего помнил, что хозяин сказал: негодное все долой. Так что, когда балясник весь разгромили и дошли до ворот, то сломали и ворота. Потом дело перекинулось на ледник. Он стоял, покосившись своей старой соломенной крышей, на которой прорастала местами трава, и порог ушел в землю. Он еще мог служить, но Митрофан, потрогавши стенку руками и отойдя от ледника, махнул на него рукой, как на обреченного:

– Вали и его, мешается только. Тут все каменное надо, да расплантовать бы как следует и пустить все сразу, - сказал он больше сам себе, чем своим помощникам.
– А то понемножку никогда ничего не сделаешь.

Ах, ты, мать честная!
– вскрикнул он, вдруг вспомнив.
– Ямы эти еще для сирени рыть нужно, - пойдемте, видно, покопаемся.

– Сперва кончили бы с ледником-то, - сказали плотники, отходя от ледника и отряхивая с подолов рубах гнилую труху и пыль.

– Ничего, тут и так не много осталось, - сказал Митрофан, - главное дело - крыши свалили, а стены разнести всегда успеется. Идите туда, я сейчас лопатки принесу, - прибавил он, махнув плотникам рукой по направлению к дому.

Те пошли, но Митрофан, который должен был нагнать их через минуту с захваченными из сарая лопатами, пропал. Оказалось, что, беря из сарая лопату, он наткнулся на железные навоз-ные вилы и тут вспомнил про цветник, куда хозяин велел привезти навоза.

– Чтоб тебя черти взяли! тут голова помутится, - сказал он со злобой в противополож-ность своему всегдашнему ровному настроению.
– Говорил, что сразу всего не сделаешь, - придется ехать за навозом.
– Он кликнул Тита и велел ему привезти навоза, а сам пошел к плотникам.

– Куда навоз-то везть?
– спросил Тит, крикнув ему вдогонку.

– Туда, к дому, - отвечал неопределенно и с досадой Митрофан.

– Черт ее знает, разве за всем сразу усмотришь?
– сказал он, подходя к плотникам с лопатами.
– Ну-ка, господи благослови, как бы не подгадить, по прямой налаживай, - и воткнул лопату в землю.

Но сам Митрофан только для примера копнул раза два лопатой, потом бросил ее и, высмор-кавшись через руку в сторону, сел на бревно сломанного балясинка покурить. А потом начал развивать план, что и как нужно сделать, но на полуслове остановился, увидев, что Тит, привез-ший навоз, валит его к самому крыльцу. Он поднялся с места и, заматывая кисет на ходу, пошел к Титу.

– Вот окаянный народ-то! Куда ж ты валишь?
– закричал он на Тита, который, взобрав-шись на телегу с привезенным навозом, сваливал его вместо клумбы около парадного.
– Черто-ва голова, есть у тебя соображение об деле или нет? и валишь сюда!
– сказал он, подойдя к телеге и держа кисет в одной руке, а другой показав на кучу.

– А что?..
– спросил Тит, стоя на своих кривых ногах в лаптях на телеге с навозом и глядя то на Митрофана, то на сваленную кучу.

– То!.. ходить-то через нее как?.. Вот куда надо!
– сказал он, круто повернувшись налево и ткнув в сторону клумбы пальцем.

– А я почем знаю?
– отвечал Тит.
– Мне сказано... ну, там свалю, нешто мне не все равно?

– Своя голова должна работать, - сказал Митрофан.
– Ну, теперь уж нечего, - прибавил он, когда Тит, посмотрев по указанному направлению, начал было поворачивать лошадь.
– Начал, так кончай тут, а то развезешь по всему двору.

– Вот народ-то безголовый, - сказал Митрофан, возвратившись к плотникам. И так как, говоря это, он смотрел на бородатого плотника, тот тоже покачал головой и сказал:

– С этим народом - беда! Не то, чтобы постараться,

как хозяину лучше, а он норовит...

– Вот то-то и дело-то, - сказал Митрофан, как будто он был хозяин и терпел от недогад-ливости Тита.

У него вообще как-то легко и естественно появлялся этот хозяйский вид, деловой и неторо-пливый.

– Да что ж барин-то?
– сказал худощавый плотник, посмотрев на солнце.

– Должен прийтить, - сказал Митрофан, - велел подождать.

– Неловко, будто, получается, - заметил бородатый плотник, - звали по плотницкой части, а заставили ямы копать.

– Ну, бросьте их, сам докопаю, уж немного осталось, - сказал Митрофан.
– Вали, вали, ребята!
– крикнул он старавшимся на березах мальчишкам.

В березнике стоял треск и перепуганный крик носившихся в воздухе грачей. Митрофан чув-ствовал себя как полководец в пылу битвы. И когда после заката пошел к кухне, то с удовольст-вием оглянулся назад: по всей выездной аллее, до самой деревни валялись растасканные и раскиданные бревна и столбики балясника, вся аллея была завалена мусором от гнезд, а в перспективе виднелись стены разрушенного ледника.

– Вот это так полыхнули!
– сказал Митрофан.

– На что лучше, - отвечал бородатый плотник.

XXXI

Митрофан точно не знал, чего хочет барин и в каком объеме он задумал реформы. Но это его особенно не смущало. Ему всегда нужен был только толчок извне и приблизительное направление, в котором он начинал действовать, не особенно заботясь о том, куда это приведет.

Он хоть и ворчал на хозяина, говоря: куда ж это все сразу сделать, но он только тогда и мог работать, когда его не стесняли определенной, узко поставленной задачей. Когда ему приходи-лось думать о том, как бы не перейти границу положенного, он впадал в сонливость, тупел и не понимал самых простых вещей.

Он всегда делал шире, чему ему было намечено хозяином, сам не замечая, когда он перешел рамки положенного. Он делал обыкновенно то, на чем останавливались глаза. Но внимание у него всегда устремлялось по прямой линии, то есть он видел только там, куда стоял лицом. Поэтому часто случалось так, что заданное ему дело он едва зацепит и захватит в то же время десяток дел, которых ему никто не поручал делать.

Не вынося точно очерченных границ, он никогда не смущался неопределенностью дела и положения: целыми днями он в своей распоясанной фланелевой рубахе и в шапке мог ходить по двору, искать чего-то несуществующего, раскапывая иногда ногой щепки и стружки около сарая; вертеть в руках и осматривать очень внимательно какой-нибудь подвернувшийся под руку предмет, как бы собираясь исправить, починить; но через минуту спокойно бросал его опять и поднимал веревочку или кусочек гвоздя, валявшийся на земле. И потому всегда имел вид занятого человека.

Иногда хозяин, спешно поручивши ему что-нибудь сделать и узнавши, что Митрофан и не думал приниматься за дело, налетал на него с обычным в этих случаях вопросом:

– Ты что делаешь?

Так как Митрофан редко мог определенно формулировать, что он в данный момент делает, то он обыкновенно, показав на колесо или на кол, который тесал, сидя на пятках, говорил:

– Что делаю... видите.

Хозяин видел и не знал, что сказать, так как ясно было, что ошибся в своем подозрении относительно безделья Митрофана.