Русь и Орда Книга 2
Шрифт:
* Все перечисленные в этом размышлении митрополита имена, факт и цифры почерпнуты из летописей и иных документов древности. См. хотя бы Сапунов Б. О древнерусской книжности.
Это было тринадцать лет тому назад, когда он, Алексей, впервые посетил Орду и Господь послал ему силу исцелить ослепшую ханшу Тайдулу. В те дни в Сарае о том только и говорили. У православного епископского подворья, где остановился митрополит, день и ночь стояла толпа всякого убогого люда, чаявшего хоть коснуться одежд русского чудотворца либо поднять горсть пыли с того места, куда ступила его нога.
И вот, поздно вечером, когда уже совсем смерклось, растолкав убогих, вошел в ворота человек, – по одежде знатный
Примечательный то был человек, – такого, увидевши раз, не забудешь: росту огромного, в плечах косая сажень, лицом еще не стар и глаза острые, а волосы и борода белее снегу… Сказался он русским, по имени Никита, из карачевских боярских детей, но в Орде прожил уже много лет. И, испросив благословения, поведал он тогда историю вельми необычную.
Будто в городе Сыгнаке, на реке Сейхун, при ставке ак-ордынского великого хана Чимтая, проживает родной внук этого хана, – в ту пору отрок годов двенадцати либо тринадцати. И будто тот отрок, рожденный от матери-татарки, на деле есть русский княжич, сын законный князя Карачевского, Василия Пантелеича, коего на Руси давно почитали пропавшим без вести. Но Никита, бывший его стремянным и не разлучавшийся со своим господином до самой его смерти, в тот вечер открыл всю правду…
Он рассказал, как Тит Мстиславич Козельский, научаемый братом своим молодшим, князем Андреем Звенигородским, неправдою добыл у великого хана Узбека ярлык на большое княжение в Карачеве, где по праву и правде сидел тогда братанич его, – тот самый князь Василий Пантелеич…
*Сейхун – арабское и татарское название реки Сырдарьи.
** Братанич – племянник, сын старшего брата. Сын младшего брата назывался брательнич, сын сестры – сестрич.
И как потом заманили дядья своего братанича и государя в город Козельск и там хотели схватить его изменой; но князь Василий им не дался и ускакал, успевши насмерть зарубить саблею Звенигородского князя Андрея Мстиславича, который в том воровском деле был главный виновник и заводила… А после, спасаясь от Узбекова гнева, князь Васил! Пантелеич, вместе с ним, с Никитой, бежал в Орду, где был принят с почетом и два года спустя оженился на ордынской царевне, на Чимтаевой дочери. А ей спустя год родился у них сын… И невдолге, по то же году, коль скоро стало ведомо, что умер хан Узбек. Собрался князь Василий, с женой и сыном, в обрат, на родину, где ждал его к себе на княжение брянский народ. И за день всего до отъезда принял он нежданную смерть от воровской стрелы. А мальчик остался у своей татарской родни и растет как татарин…
– Почему же ты его на Русь не привез, понеже он князь русский? – спросил Алексей, когда посетитель закончил свой рассказ.
– Да ведь мать-то его татарка! Нешто можно был дите новорожденное с родной матерью разлучать? Да и кто бы мне дал то сделать, ежели бы я и похотел?
– Ну, а после, когда он подрос?
– Не единожды я о том думал, отче святый. И рассудил, что лучше ему покуда оставаться в Орде. Привез бы я его на Русь, – где бы он, сиротка, преклонил? В отчине его княжит лютый ворог, Карачевская земля ноне не под Русью, а под Литвой, стало быть великий князь Московский хоть бы и захотел порадеть о справедливости, – того сделать не может. От литовского государя, Ольгерда Гедиминовича, тем паче ожидать нечего: нынешний Карачевский князь, Святослав Титович ему доводится зятем, и, вестимо, Ольгерд завсегда возьмет его сторону. Нет сумнения, что на земле отцов своя княж – Васильев сын ныне найдет лишь ворогов и будет супротив них бессилен. А в Белой Орде он важный царевич, – по отцу наследовал улус, который
– Так чего же ты от меня хочешь? – спросил митрополит после довольно долгого молчания.
– Хочу, чтобы знал ты, владыка, как архипастырь и отец духовный всея Руси, что в басурманской Орде растет среди татар праправнук родной святого Михаила, по роду старший из всех Черниговских князей, ныне живущих, в то время как в земле его отцов, по праву ему принадлежащей, княжат обманщики и воры!
– Да поможет ему Господь! Но того изменить мы не властны: сам ты сказал, что вотчина его ныне под Литвой.
– Сегодня под Литвой, а что завтра будет, о том лишь Бог ведает. Москва растет и крепнет, к ней течет вся русская сила. И может статься, недалек тот день, когда она Черниговские земли у Литвы отымет. Вот тогда и замолвил бы ты, святой отец, перед великим князем свое справедливое слово и сказал бы ему, кто должен по праву княжить в Карачеве.
– Коли так случится, не сумневайся. Но ведь ежели к тому времени много годов пройдет и вырастет твой княжич в Орде, – станет он чистым татарином. Может, и слова по-нашему вымолвить не сумеет.
– Того не опасайся, владыка: я с ним не разлучаюсь и он меня почитает, ровно второго отца. Я его научил Русь любить, как мы ее любим, а говорит он и пишет по-русскому так, что еще у него поучиться можно. И знает много: он жадный до учения, как иной пьяница до вина.
– Ежели так, он нам и как татарин немалую пользу принести может.
– Да что ты, владыка! – с обидою в голосе сказал Никита. – Какой же он татарин? Почитай, половина всех русских князей берет в жены иноплеменниц, разве же их дети оттого перестают быть русскими? Вот, к примеру, князь Юрий Володимерович, заложивший ваш город Москву, на половчанке был женат, – нешто сын его, святой и благоверный князь Андрей Юрьевич, с того стал половцем? Тот на Руси вырос, а этот растет в Орде. Да разве его в том вина? Эх, отче, поглядел бы ты на нашего княжича, – не стал бы такого думать: он по обличью Русский как есть. Лицом весь в родителя, только у того глаза были карие, а у этого – как небесная синь. И душою тоже чист и светел, как и отец его был.
– Как же звать-то его?
– В младенчестве звали мы его Ваней, – думали Иваном окрестить, как вернемся на Русь. Так я его и ныне зову. Ну, а средь татар зовется он Карач-мурза. По отцу, значит, поелику Василея Пантелеича в Орде прозвали князь Карачей. Не умели, вестимо, татары-то вымолвить «Карачевский».
Схватив начало клубка воспоминаний, что было самым трудным, святитель припомнил весь этот разговор до малейших подробностей: он обладал необыкновенной памятью. И| пожалуй, не менее необыкновенной удачей.
«Прими, Господи, смиренную благодарность раба твоего, – удовлетворенно подумал он, – явил бо мне еще раз великую Свою милость! Теперь знаю, как говорить с ханским послом».
И в этот самый миг келарь доложил ему о приходе Карач-мурзы.
Глава 9
Как и все в Орде, Карач-мурза немало слышал «аксакале Алексее» и о той чудодейственной силе, которой ему приписывала молва. Большей части того, что рассказыва ли, он не верил, но и остающегося было достаточно того, чтобы митрополит представлялся ему существом не обыкновенным. Впрочем, это представление не вызывало нем суеверного страха, как в большинстве рядовых татар, все люди своего времени, Карач-мурза верил в Бога и верил в чудесное. Но, как человек мыслящий и получивший хоров образование, он пытался подыскать этому чудесному какое-то разумное объяснение или хотя бы постигнуть его нерв причину.