Русь и Орда
Шрифт:
На следующее утро тверскою боярской думой было принято решение просить мира. Михайла Александрович соглашался признать свою зависимость от Москвы и отказаться от всяких прав на великое княжество Владимирское, но при условии, что Дмитрий не потребует сдачи Твери и отведет от нее свои войска.
В тот же день тверской епископ Евфимий и четверо старейших бояр вышли из ворот осажденного города и были проведены в шатер московского князя.
Дмитрий Иванович принял послов сурово и, выслушав их челобитье, сказал:
— Тверь могу взять хоть сегодня, а взявши, предать разграблению и обратить ее в пепел, с вами ни о чем не рядясь. Но я не басурман и не литовец: ни людям вашим, ни городу зла не хочу и рать свою готов увести,
— Волю твою, княже великий, мы готовы выслушать и довести ее нашему государю, — ответил владыка Евфимий. — Но Ивана Вельяминова в городе нет, а потому выдать его тебе не в нашей власти.
— Куда же он подевался?
— Дней тому с десять бежал он ночью на челноке.
— Как узнаю я, что в том нет обману?
— Коли мне веришь, княже, крест на том поцелую.
— Добро. Тебе верю, отче. Оставим это — рано ли, поздно, я его все одно словлю. А воля моя такова:
Князь Михайла повинен признать себя моим молодшим братом — равным Серпуховскому князю — и крест мне целовать, аки государю всея Руси; великого княжения над Русью ему боле не домогаться, а ежели хан пришлет ярлык — не брать; княжества Володимирского, которое есть моя вотчина, ему не искать и наместничества в Великом Новгороде не искать же. Во всем том должен он на кресте мне поклясться навеки, за себя, за сынов своих и за всех потомков; целование же свое литовскому князю Ольгерду Гедиминовичу должен он немедля сложить и дружбы его либо ратной помощи николи не искать; город Торжок и иные поятые им волости Великому Новгороду воротить, а кашинскому князю дать полную волю и вотчину его тверским уделом более не числить.
Без моей воли ни войны, ни мира ему ни с кем не брать; а пойду я против татар либо против Литвы — и ему со мною идти. А нападут на него татары, либо Литва, либо еще кто, — мне, как государю всея Руси, его боронити, тако же как великого князя Смоленского нам вместе от Литвы боронити и всех прочих князей Русской земли, и Великий Новгород тоже. А дань татарам платить нам вместе либо вместе же не платити.
На том мир с князем Михайлой возьму навеки и войско свое от Твери отведу, не причинив ей никакого худа. А ежели когда случится промеж нас спор либо неразумение, третейским судьей у нас рязанский великий князь.
Что я сказал, от того не отступлюсь, а сроку князю Михайле кладу до завтра.
Тверскому князю ничего не оставалось, как полностью принять эти условия. На следующий день, восьмого сентября 1375 года, мирный договор был подписан и московское войско ушло из пределов Тверской земли.
Торжество Дмитрия было полным: самый опасный его противник был окончательно сломлен. Тверское великое княжество, хотя и просуществовало еще сто лет, никогда уже серьезно не помышляло о каком-нибудь соперничестве с Москвой, и его князья вскоре смирились со своим зависимым положением.
Одновременно была одержана крупнейшая и на этот раз бескровная победа над Литвой: в течение двух десятилетий полностью подвластное ей княжество Смоленское ныне перешло в подчинение московскому великому князю; номинально еще зависимые от Литвы, ему же повиновались теперь княжества Новосильское и Брянское, несмотря на то что в этом последнем княжил родной сын Ольгерда, Дмитрий.
Вся Русь была отныне послушна воле государя Дмитрия Ивановича, и можно было приступить к освободительной борьбе с Ордой.
Богатыри проснулись
Часть первая За русскую землю
Глава 1
Шестнадцатилетняя полоса почти беспрерывных внутрирусских войн закончилась в 1375 году полной победой Московского великого князя Дмитрия Ивановича. Самый сильный и самый беспокойный из его соперников, великий князь Михаил Александрович Тверской, в итоге семилетней кровавой борьбы вынужден был смириться и признать себя «молодшим
Положив, таким образом, конец изнурявшим страну усобицам и сделавшись не только по ханскому ярлыку, но и на деле великим князем всея Руси и общепризнанным главой возрождающегося Русского государства, Дмитрий Иванович мог наконец приступить к тому, что почитал главной задачей своей жизни: к решительной борьбе с Ордой и свержению татарского ига.
Обстановка в татарских улусах, — еще четверть века тому назад находившихся под властью единого повелителя и представлявших собою несокрушимую силу, — за последние годы значительно изменилась и благоприятствовала планам Дмитрия: в то время как Русь объединялась и крепла, в Орде шли кровавые междоусобия и развал. Теперь она была разделена на три независимых и враждовавших между собою ханства [298] , и тем из них, которое непосредственно соприкасалось с Русью и причиняло ей больше всего беспокойства, от имени подставного хана Магомет-Султана правил темник Мамай. С ним-то и предстояло Дмитрию скрестить оружие.
298
Первое, находившееся под властью Мамая, включало правобережье Волги, южнорусские степи и Крым; второе, в котором беспрерывно сменялись ханы, преимущественно из белоордынской династии, охватывало левобережье Волги с городом Сараем-Берке и низовья Урала; третье — Белая Орда — от Зауралья до среднего течения Сырдарьи, где в ту пору правил Урус-хан, у которого с помощью Тимура оспаривал власть его племянник Тохтамыш.
Мамай давно был недоволен Московским князем, не раз оказывавшим ему открытое неповиновение, и со своей стороны ждал случая, чтобы наказать его за строптивость. До сих пор ему не позволяли это сделать внутренние осложнения в самой Орде, чем Дмитрий умело пользовался. Но сроки решительного столкновения близились. Предстоящая борьба со столь грозным противником требовала предельного напряжения всех сил Русской земли и основательной подготовки, которую затрудняли великому князю бесчисленные внутренние помехи. После смирения непокорных князей первая же из них возникла по вине новгородской вольницы. Удачно ограбив в минувшем году все побережье Волги, она решила повторить набег, но на этот раз действовала с еще большей дерзостью.
Летом 1375 года две тысячи головорезов, под водительством атаманов Прокопия и Смольянина [299] , на семидесяти больших ушкуях переволоклись в Волгу [300] и подошли к Костроме. В городе своевременно узнали о их приближении, а потому, не рассчитывая захватить его врасплох, ушкуйники высадились на несколько верст выше и подошли к нему лесом. Воевода Александр Плещей, бывший в Костроме наместником, вышел к ним навстречу с пятитысячной ратью, но новгородцы искусно обошли ее и, ударив одновременно с двух сторон, разбили наголову.
299
Вопреки укоренившемуся мнению, что подобными набегами занимались новгородские подонки, стоит отметить, что оба организатора и главаря этого набега принадлежали к боярским родам Новгорода.
300
Вольница по суше переволакивала свои суда — ушкуи из речной системы Волхова в волжскую обычно между реками Мстой и Тверцой.