Русалка и миссис Хэнкок

Гауэр Имоджен Гермес

Ну вот, теперь они готовы открыться.

– В вашем присутствии здесь нет никакой необходимости, – говорит Мюррей. – Я обо всем позабочусь.

Но мистер Хэнкок хочет своими глазами увидеть, какое впечатление произведет его странная протеже на людей, а вдобавок Сьюки возбуждена до крайности.

– Вы могли бы взять меня с собой, – шепчет она, становясь с ним рядом для утренней молитвы.

– Все-таки первое появление вашей русалки в обществе, – значительно говорит она, подавая на стол свежую ковригу.

– Неплохо бы посвятить ей целый день, – упорствует она, следуя за ним до дороги, когда он отправляется

по делам в город.

Но мистер Хэнкок согласился бы и без особых уговоров: он не меньше племянницы любит шербет, что продается с лотка на Севен-Дайелс, и ему приятно, что его новое предприятие вызывает у нее не просто любопытство, а жгучий интерес.

Он отпускает Сьюки к матери в Уоппинг и разрешает целых три дня провести там, перерывая шкафы Ребби в поисках подобающего случаю наряда и шепотом обмениваясь с ней всеми секретами, которые накапливаются у сестер за время разлуки. Посему мистеру Хэнкоку некого винить, кроме себя самого, когда утром в день дебюта русалки он просыпается от запаха жженой гвоздики и обнаруживает в гостиной незнакомую молодую даму, весьма сноровисто чернящую брови перед зеркалом.

– Батюшки-светы! Сьюки! Это еще что такое!

Она оборачивается, улыбаясь во весь свой накрашенный рот, и выглядит страшно довольной собой, хотя мистер Хэнкок, хоть убей, не понимает, почему. Он ожидал, что племянница выберет какое-нибудь пышное платье из ярко-желтой тафты или набивного шелка, что-нибудь броское и одновременно очаровательное, со всевозможными рюшами и фестонами, которые столь к лицу ясноглазой юной девушке. Но Сьюки выбрала костюм, смущающий мистера Хэнкока своей изысканной простотой: белый стеганый жакетик с лаконичным узором из черных веточек, прямые узкие рукава которого даже не украшены гофрированными манжетками и который заканчивается на талии единственной оборкой, словно практичный жакет для верховой езды. И мистер Хэнкок при всем своем желании не может выразить недовольство слишком глубоким вырезом, поскольку грудь у Сьюки прикрыта муслиновой косынкой, обвязанной вокруг шеи и заправленной под лацканы.

– Ну как? – спрашивает племянница, слегка растягивая в стороны добротную синюю юбку, которая, без кринолина под ней, кажется мистеру Хэнкоку просто ужасной.

– Тебе не стоило так себя ограничивать, – говорит он. – Я бы не пожалел денег на наряд пороскошнее.

Подчерненные брови Сьюки сдвигаются к переносице.

– Лучше и быть не может, – говорит она. – Мы с Ребби разрезали ее постельное покрывало, чтобы пошить из него юбку. Я-то знаю, как следует одеваться для подобного случая. – Хмуря брови, она разглядывает его несколько потертый камзол с набивными плечами.

– Хорошо-хорошо. Я в этом ничего не смыслю, разумеется.

Но и в экипаже мистер Хэнкок поминутно краешком глаза поглядывает на свою спутницу: стройную, изящную, модную даму. И испытывает потрясение всякий раз, когда поворачивает к ней голову, дабы удостовериться, что это всего лишь его юная племянница в элегантном жакете и широкополой шляпе с пером – она сидит рядом, уткнувшись носом в книгу, по-прежнему сердитая на него. Еще сильнейшее потрясение мистер Хэнкок испытывает, когда они выходят около Биржи, ибо здесь, в Лондоне, становится совершенно очевидно, что Сьюки и впрямь одета по самой последней моде. Он боится потерять ее среди взрослых дам, которые, привлекая восхищенные

взоры, неспешно прогуливаются по тротуарам, в фасонных белых платьях или рединготах в обтяг, с белыми шарфами вокруг шеи. По внезапному порыву он хватает и крепко сжимает руку Сьюки.

– Ты умница, что поехала со мной, – говорит мистер Хэнкок. – И ты выглядишь просто превосходно.

– Экий вы чувствительный старик. – Сьюки берет мистера Хэнкока под руку; ее шляпные перья мягко покачиваются у них над головой.

Они идут бок о бок по тротуару, и девочка жадно глазеет по сторонам, поскольку для человека, нечасто бывающего в городе, прохожие представляют огромный интерес: курчавые португальские евреи, турки-магометане в чудных балахонах и тюрбанах, не говоря уже о пестро разодетых итальянцах, шумно тараторящих на своем наречии, и надменных французах – все они прибыли сюда по торговым делам или для изысканного отдыха. С не меньшим любопытством рассматривает девочка и встречных дам: их наряды из яркого чинца, их шляпы, драгоценные украшения и пышные парики.

– Как думаете, они все здесь, чтобы посмотреть нашу русалку? – шепчет Сьюки, стискивая запястье мистера Хэнкока.

– Ну, поскольку они все-таки идут в противоположном от нее направлении, следует предположить, что нет.

Он уже ведет племянницу прямиком к кофейне «Ананас» на углу, когда к нему подскакивает уличная торговка – старуха с бородавкой на верхней губе – и выставляет вперед тростниковую корзину с разномастными цветами, собранными у придорожных канав Степни.

– Букетик для вашей дамы? – хрипит она.

– Благодарю, не надо. – Мистер Хэнкок решительно отстраняет торговку.

– Да разве ж она не заслуживает, а? Цветочки для вашей возлюбленной? Такая милашка хоть чего-нибудь да заслуживает за тяжкие свои труды.

Сьюки сейчас завороженно смотрит через плечо на разряженную в пух и прах купчиху, которую проносят мимо в портшезе, разрисованном алыми розами. Она, похоже, ничего не услышала, но мистер Хэнкок расстраивается до чрезвычайности.

– Да как такое в голову прийти может! – гневно восклицает он. – Она же совсем ребенок! – И он тянет Сьюки за собой, уже в прескверном настроении.

– Грядут большие перемены! – кричит старуха вслед, и мистер Хэнкок чувствует, как у него напрягаются мускулы вдоль хребта – будь он псом, у него там вздыбилась бы шерсть.

– Что?

– Чую, что-то непредвиденное уже случилось с вами, разве нет? Причем совсем недавно.

Мистер Хэнкок шагает дальше, стараясь не выдавать своего смятения, но Сьюки дергает его за рукав.

– Ваша русалка! – шепчет она. – Откуда она знает?

– Ну кому в этом городе не выпадала неожиданная удача? – отрывисто произносит он.

– Перемена в части общественного положения! И в части денежного тоже! – упорствует старая карга, ковыляя следом за ними со своей корзиной, из которой вяло свешиваются цветы. Платье у нее латаное-перелатаное; из широких рукавов торчат тощие как палки руки. – Меня посетило видение, – кричит она, – и духи нашептывают мне новости про вас! Ежели вам интересно узнать больше, это будет стоить всего лишь…

– Убирайся! – Мистер Хэнкок резко поворачивается и отталкивает старуху.

На спине у него выступает холодный пот. Он тащит Сьюки в проулок, и девочка взвизгивает, поскальзываясь на слякоти.