Русалочка
Шрифт:
– А что сразу закряхтели?
– От удовольствия.
– Ха-ха-ха-ха!
Кирилл долго целился, наконец, метнул биту, но она пролетела мимо.
– Секи, как Кристюха метнула!
– вспомнил Гарик.
– Случайно, - ответил Кирилл.
– У тебя с десятого раза не случайно, а у нее с первого случайно?
Тем временем Витя с любопытством изучал оставленную во дворе коляску.
– Ты кидаешь или нет?!
– крикнул
– Кидай, я потом, - Витя нерешительно уселся в кресло Кристины.
– Э, слышь, отвали, - попросил Гарик.
Витя послушно слез.
– А чего она в коляске?
– спросил Кирилл.
– Упала, переломала себе ноги. Не напрягай.
– Гарик продолжал с подозрением следить за Витей, крутившимся возле каталки: - ... Витек, отвали, я же сказал!
– Гарик!
– В окне второго этажа появилась Кристина.
– Что?
– Пусть покатается, отстань от него!
– крикнула она.
– Можно?
– Витя обосновался в кресле.
– Да, да, да. – Кристина дала одобрительную отмашку.
Она сидела на подоконнике спальной комнаты на втором этаже, куда ее принес Вова. Кроме двух кроватей, здесь стояла белая тумбочка с букетом полевых ромашек. Из окна, выходившего на юг, за шапкой леса, был виден залив. Увидев море, Кристина попросила Вову оставить ее на подоконнике: вид отсюда открывался божественный.
– А я знала, что ты приедешь, - сказала она, переключив внимание с ребятни на Вову.
– С утра знала, как только мы с тобой простились.
– Я об этом узнал три часа назад.
– Ты какой-то опущенный. Что случилось?
– Ну, вообще я приехал, чтобы попрощаться.
– Он вынул из кармана железнодорожный билет.
– Я уезжаю... Вот так.
– Ого!
– Она отвернулась.
– Ушел из театра? Значит, больше не Гамлет?
– Нет.
– Hе поверишь, но я чувствовала, как ты сюда едешь. Конечно, влюбленная кляча может бог знает что вообразить, сначала я так и подумала, а потом гляжу: и вправду ты стоишь. Прикольно. Выламывает, что ты не Гамлет?
– Меня выламывает от слова кляча.
– Сама жалею, что так сказала. Извини, но… ведь я уже никогда не стану такой, как все девчонки, как бы мне не хотелось. Я так и буду сидеть в коляске или ползать на костылях.
– Никто от тебя не требует быть такой, как все, Кристи.
– В какой-то момент я захотела стать похожей на вас, принц.
– На меня?
– Ага.
– Я же мужик. Зачем тебе быть похожей на меня?
– Да ну, какой из тебя мужик? Мужик, вон, Лёля. Я другое имею в виду. Похожей внутренне: быть такой же умной, доброй, благородной... как сказочный принц, словами это не объяснить. Не жить, а играть роль, чтобы ничто вокруг тебя не касалось.
– Это невозможно.
– Почему?
– Потому что мы живые люди, мы не живем сами по-себе.
– Я никому ничего не должна, - упрямо заявила Кристина, уставившись в сторону залива.
– Особенно тем, кого люблю. Любви вполне достаточно
– Ты в ответе за всех, кого приручила.
– Вздор. Получается, если я люблю, я по уши в долгах? Полюбить и взять кредит – одно и то же?
Вова молча соображал.
– Поэтому, Вова, я умоляю: мне ты ничего не должен.
– Ладно, нет проблем, тебе я ничего не должен, - с радостью согласился Вова.
– Не знаю, любил ли ты меня до того, как я разбилась, но то, что происходит с тобой сейчас... Ты даже не догадываешься, какое счастье, любить искалеченного, обиженного ребенка. За эту твою любовь, за эту доброту, я бы, наверно, разбилась еще раз.
– Любить?!! – взревел Вова, ткнув кулаком в грудь.
– Да!! – перекричала Кристина. – Да!! Да! Да!
– Прости.
– Вова быстро раскаялся. Он сам испугался своей реакции. Как буд-то в комнате взорвали гранату, и стало гораздо проще.
– Я же не могу убежать и расплакаться.
– Боже мой, прости!
– Он обнял ее за плечи.
– Я осел.
Она судорожно вздохнула:
– Ну, ударил. Ну, ладно. Ну, мне так и надо. Сама дура.
– Она замолчала, спрятав лицо на его груди. Потом пробубнила: - Неужели ты, при твоем страхе за репутацию, продолжал бы таскаться ко мне? Что станут говорить люди, когда узнают, что ты тайком бегаешь целоваться с урной для мусора?
– Замолчи!
– Люди ведь такие добрые, все-все понимают, все знают… Мне от тебя ничего не надо, Вов, честное слово. Мне надо только знать, что ты меня хоть капельку полюбил, больше ничего. И можешь ехать хоть в Тамбов, хоть в Копенгаген...
– Полюбил, полюбил.
– Правда?
– Да, да.
– Ну и все! Теперь можешь забыть, что есть на свете такая дура, - шептала Кристина, прижимаясь к его груди.
– Мне больше ничего не надо. Сама дура, что влюбилась. Только сохну с утра до вечера, и сохну. Как кактус. От ног скоро одни сморчки останутся.
– Кактус, кактус, - Володя гладил ее вздрагивающую спину. Он был со всем согласен, лишь бы она успокоилась.
– Господи, при всем уважении к деньгам, ну, и к подаркам, какое я успела из себя выдавить, я ведь никогда не поверю, что тебе нужны мамины деньги. Я слишком хорошо тебя узнала, принц. Только не кричи на меня. Тебе наплевать на мамину капусту.
Витя, оседлавший внизу коляску, гонял взад-вперед по дорожке как заведенный. Гарик этого по-прежнему не одобрял: вещь, новая, дорогая, полтора косаря. Наконец, его терпение лопнуло: