Русская фантастика 2007
Шрифт:
— Гражданин, вы не слышали? У-нас-у-чет!
По-собачьи склонив большую голову набок, мужчина с темным заросшим лицом внимательно всмотрелся в лживую Дашу, преспокойно сгреб ее левой за волосы и рывком пригнул к прилавку, поближе к себе. Выступ на его палочке раскрылся со щелчком выкидного ножа, превратившись в большой коготь.
— Не врать, — холодно потребовал клиент, приставив коготь к горлу жалобно вскрикнувшей Даши. — Человек сказал фамилию. Какая фамилия?
— Э-э, вы!.. — встревоженно вскочил Вася, решив изобразить крутого киногероя. — Это вы что?! Ну-ка, кончайте!
Человек в черном пальто, не отпуская замершую
— И тебя тоже?… — спросил человек. — Фамилию.
Убедившись, что Вася не опасен, а накрашенные девушки ни на что не способны, он каким-то движением пальцев заставил коготь вновь согнуться под прямым углом к витой рукояти и провел его заостренным концом по шее Даши, оставляя кровоточащую царапину.
— Пустите! А-ай! — согнутая Даша завизжала, извиваясь.
Маша наконец-то опомнилась и крикнула:
— Митя! Митя! Тут бандит! Митя, скорей!
— Фамилию, — повторил человек в черном пальто. Тем временем публика неуловимо быстро отхлынула от пункта фотосервиса, приглушенно галдя и беспомощно переглядываясь. Накачанный Митя в костюме с бей-джем «Охрана магазина» и отглаженных брюках, спешно дожевывая жвачку, деловито пробирался на помощь Даше и разминал руки для драки. За ним устремился напарник, крикнув кому-то: «Вызывай ментовку!»
Удерживая Дашу, человек в черном пальто полуобернулся и взмахом полоснул по груди слишком близко подошедшего Мити, вытянутым когтем развалив ткань костюма, словно бритвой. Митя, заметно сбледнув с лица, в точности повторил маневр Васи.
— Заруцкий! Он — Заруцкий! — рыдала Даша.
Человек тотчас выпустил ее и направился — не к выходу, а к входу в магазинную подсобку. Люди отпрянули с его пути, сшибая друг друга, а он, распрямив руку, позволил когтю сложиться, после чего боевой инструмент как на резинке убрался в рукав. Дверь подсобного помещения стукнула, и сразу после этого раздался гром падения — не поворачивая головы, человек обрушил поперек прохода стеллаж с упаковками.
— Вы чего тут расха… — высунулся навстречу грузчик в зеленом комбинезоне, но человек в черном пальто одним движением отшвырнул его с дороги, как пустотелый картонный муляж. Дерзкий пришелец смотрел лишь перед собой, и щели его глаз лучились от счастья.
— Вить, а ты зачем это снял?… — спросила рыжая девушка, склонившись над лежащими веером на столе четырьмя фотками.
В окнах студии смеркался быстротечный зимний день; стекла затягивало иссиня-серой мглой. Лампы струили голубовато-белый свет, сияющим бесплотным озером заливший пол и обшарпанную мебель логова Заруцкого. Рыжая девушка, временно ставшая хозяйкой богемной норы, слонялась между плитой, где пыхтели две кастрюльки, периодически трясущимся холодильником и рабочим местом— Виктора — тот, сидя враскорячку на облупленном винтовом табурете и закатав рукава, придирчиво осматривал новую глиняную голову на подставке.
— Как его будут звать? — положив подбородок на плечо бойфренду, Лена тоже уставилась на ком глины, где явственно обозначилось лицо.
— Бармалей, министр финансов. — Руки Виктора выделили веки изваяния, создали зрачки-вмятины. — Он тыщу лет лежал в гробнице. Смотри, он ест тебя глазами.
— И что он думает?
— «Ого! — думает он, — с театральным выражением продекламировал
Лена засмеялась, обнимая Виктора сзади.
— Что за черную колоду ты снял? — оглянулась она на стол.
— Это? Не я, — Виктор колдовал над головой Бармалея. — Нашел на улице обрезок пленки, показалось занятно — какой-то странный надолб. Место незнакомое — и не найдешь, где есть такое.
— Вот еще, загадка, — Лена пренебрежительно пожала плечами. — Это ж рядом, где дом Светки Малышевой, отсюда полтора квартала, только надо смотреть от железной дороги — а ты ходишь другим путем. У них на стене узор кафелем, ни с чем не спутаешь — только ничего такого черного там нет. Зачем ты все с земли поднимаешь, Вить? Мало грязи в доме, что ли? Пленка какая-то… фу!
— Чем тебе фотки не угодили? — сердито нахохлился Виктор. — Лежат — и пусть лежат! Тебя не трогают!
— Ты не кричи на меня! Фотки эти — противные!
— Да почему?!
— Не знаю! Мне от них тошно сделалось! Давай я их выкину!
— Не хозяйничай.
— Сам-то хозяин! Ты сметаны к творогу купил? Нет? Значит, мне придется идти, как всегда!
— А обойтись нельзя?
— Сам жуй без сметаны, очень полезно, склероза не будет, — ворчала Лена, одеваясь. — Ну хоть дай я их с глаз уберу, эти фото!..
— Не трожь! Переложишь как убьешь — я потом никогда не найду. Сам уберу, — ополоснув глиняные руки в тазике, встал Виктор.
— Чтоб, когда я пришла, духу их не было, — категорически заявила подруга с порога. — Мне от них страшно и жить с тобой не хочется. Эта клякса — как дыра в гробу, и черт-те что копошится! Вот!
Виктор заглянул в пластмассовую миску с творогом и тяжело вздохнул, потом сбросил пленку с фотографиями в ящик стола. Звук ножа возник где-то под потолком, слабо взвизгнул и затих.
На автовокзале центральный зал ломился от пестрящих товарами ларьков и киосков. Людская каша ворочалась в тесноте между торговых точек, галдя и покрикивая, ругаясь и пытаясь начать драку у касс, а динамик под обветшавшей схемой рейсов хрипел и надрывался:
— Автобус на Октябрьский поселок рейсом восемнадцать двадцать пять задерживается выходом из гаража! Повторяю — автобус на Октябрьский поселок…
Толстые мордастые милиционеры в зимних шапках и пухлых куртках с омерзением и скукой обходили закутки и темные утлы, то пинком, то тычком резиновой дубины взбадривая притулившихся в тепле бомжей и бомжих. Синюшные одутловатые жители подзаборного пространства смиренно поднимали свои зловонные тела с заботливо расстеленных картонок и перебирались на другое место вместе с барахлом, набитым в рваные и крест-накрест заклеенные скотчем пакеты с лицами сияющих красоток. Достался хлесткий удар по филейным частям и бомжу в потасканном черном пальто, лежащему, поджав ноги, в обнимку с мешком из-под сахара. От удара человек дернулся, но мигом стих, ворча что-то вроде: «Ухожу я, ухожу, видите?…» — поднялся и, низко ссутулившись, побрел к выходу, волоча мешок по полу, покрытому слякотью из грязи, снега и опилок. Франтоватый бомж — в перчатках! Не выходя, он задержался в тамбуре и сел на корточки так, чтоб его не толкали, по соседству с широкогорлой и угловатой сварной урной, прикованной цепью к трубе. Вскоре рядом с ним остановился, как бы закурив, другой невысокий и крепко сбитый в черном пальто: