Русская фантастика 2014
Шрифт:
Лех, с трудом вытягивая ноги из трясины, кое-как добрел до островка посреди болота и без сил повалился на землю. Что произошло?! Последнее, что он помнил — как рядовой Прохазка в несколько точных очередей положил весь взвод. Лех чудом спасся, петляя, как заяц, меж стволов. Ему казалось, что Прохазка с торжествующим ревом бежит за ним по пятам и лупит очередями все ближе… Лех оступился, полетел в какую-то яму, упал, перевернувшись через голову, и едва не уткнулся носом в огромную, многоногую, шевелящуюся на дне
— Еще бы не бред, — сказала над самым ухом Белка. — Кому расскажи — засмеют!
Лех вскинул голову. Девчонка сидела возле него на пеньке и деловито разматывала опутывавшую ей руки веревку.
— Ты… как здесь? — пробормотал Лех, пытаясь нащупать в кармане пистолет.
Пистолета не было.
— Кто тебя развязал?
— Да вот, она. — Белка небрежно мотнула головой в сторону.
Лех обернулся и замер. Через болото, шлепая босыми ногами по грязи, шла не спеша… Белка. Точно такая же девчонка. Нет — та же самая! И еще за чахлыми стволами плаунов, мелькал такой же застиранный сарафанишко. И еще — под деревьями, на том берегу…
Лех закрыл глаза.
— Этого не может быть! У меня галлюцинация!
— Кто ж спорит, — легко согласилась девчонка. — Типичная галлюцинация. Весь поселок у нас такой — одни галлюцинации. Настоящих-то я поела. Жадные они, скучно с ними.
Лех в ужасе пытался сползти обратно в болото, но руки и ноги без толку скользили на одном месте.
— Кто ты?!
— Да ты уж сам понял, — сказала Макабра. — Колония простейших, как говорил господин полковник, царствие ему… Но теперь все, с простотой покончено. На Землю полечу как особый агент Лех Зееман, выпускник Гарварда, кавалер Ордена Бани… и все такое прочее. Вот там разгуляюсь! Так что давай, дорогой…
Она развязала полотняный мешочек и высыпала на ладонь горсть золотистых комочков.
— Подкрепись перед дорогой!
— Зачем… это? — Голос Леха плаксиво дрогнул.
— А затем, что без Приправы вы — невкусные!
Людмила и Александр Белаш
МУХА
(Колониальный романс)
«Нас шестеро белых» — Киру не к месту вспомнился Киплинг.
Действительно, их было шесть офицеров в палатке, если считать белым раскосого унтер-лейтенанта Сан Сяо.
Пока что шестеро…
За парусиновой перегородкой шлёпали о стол карты, витал табачный дым, негромко звучала беседа, порой звякали стаканы с пальмовым вином. Над лагерем висела удушливая апрельская жара; ещё две-три недели — и хлынут дожди, превращая изжелта-красную землю в непролазную грязь. Конец сухому сезону, конец войне с чернокожими.
Господа офицеры коротали время за игрой. Изредка кто-нибудь вставал из-за стола, поручая соратникам играть вместо себя с «болваном», и уходил посидеть к Яшке Аокшину.
Нельзя же ему умирать в одиночестве. Вторые сутки он не узнавал никого и разговаривал с кем-то невидимым. Медленно сгорал
Локшин шёпотом учил кого-то разбирать пулемёт, иногда путая языки. Что ни говори, он был отличным командиром пулемётной роты. Представьте, какое невезение: пройти невредимым побоище на Мюнсском выступе, где от полка рожки и ножки остались, избежать прилипчивой «испанки», год воевать с гвинейскими дикарями, и после всего — сдохнуть на брезентовой койке, всего за четыре месяца до окончания контракта!
Артиллерист Ван-дер-Гехт, царь и бог батареи 75-миллиметровых орудий, полагал, что Яша кончается от алкоголя. Ямсовый самогон, если добавить кас, жёлтую полынь — страшная вещь: мёртвого поднимет, а живого в гроб загонит. По мнению Сан Сяо, причина крылась в злых чёрных девках из племени малашиков. Дискуссия длилась по сию пору.
— Два месяца пьём — то сивуху, то джин. Скоро будем водкой умываться… — кручинился Толя Котельников, заволжский лось в образе человеческом. — Вот Яшка и не выдержал. Господа! доколе?..
— Для сильных возлияний у евреев не хватает печени, — кивал мясистый, плотный Ван-дер-Гехт. — Но что нам остаётся делать, как не пить? Глоток здешней воды — и надёжный кровавый понос… Лишь вино есть здоровый напиток.
— Болезнь от женщин. — Сан Сяо, тёмный и твёрдый от Солнца, словно копчёная рыба, блестел узкими кофейными глазами. — Европейс-наука не поймёт это явление. Мраком женская суть одолевает свет мужского естества.
— Почтенный Сяо, к свиньям вашу азиатчину. Чёрт бы драл всех духовидцев! — Железный гауптман Иевлев отмёл восточную мудрость с прямотой ландскнехта. — Загадочные флюиды мне надоели ещё у Блават-ской. Спиритизм, сны, гадания — гиль! Есть только Бог, спирт, патроны и триппер. Вам предстоит унаследовать роту Локшина — большая честь, готовьтесь!.. Шире плечи! скоро на них лягут новые погоны.
Сан Сяо привстал и поклонился:
— Буду много вам признателен, месьер гауптман. Поясните мне смысл слов «гиль» и «флюиды».
— Легко. Гиль — вздор, чушь, бессмыслица или нелепость. Флюид же — психический ток, человеком излучаемый. Так и запишите. Довольны?
— Благодарю. Очень сожалею, что мой ротный покидает нас. Он читал мне целую поэму: «Старцы в синагоге…» А как дальше? Там звучало много новых слов, но я был без блокнота… Якова не станет, у кого я спрошу? «Старцы в синагоге…»
— Это всё, о чём вы сожалеете? — Толя набычился. — Забыли бой у Габу?.. Яше спасибо, что вернётесь в свою фанзу!
— Не стремлюсь, — холодно ответил Сяо. — Вероятно, куплю прачечную в Манджале. Приличен портовый город…
— Мои разрывные тоже пригодились при Габу. — Положив карты на стол, артиллерист вновь раскурил погасшую трубочку.
— Напомнить диспозицию? — решительно предложил Иевлев. — Сяо, уступите карандаш. Сейчас нарисуем…
Котельникову не сиделось, не молчалось; его распирало на беседу: