Русская фэнтези 2011

Колесова Наталья Валенидовна

— Старейшина, — заискивающе сказал Гедерьенопарр, — разреши мне разорвать этого ничтожного человечишку и усладить твой язык его кровью.

— Нет, — сказал тот.

Гедерьенопарр отпрянул. Другие драконы сидели не шевелясь, словно статуи из разноцветного камня.

Старейшина вздохнул. Двое других вздохнули тоже. Джаредина вдруг поняла, что он был единственный из них, у кого осталась еще способность говорить — двое других были, видимо, слишком стары, но, бесспорно, обменивались мыслями столь же легко, как Дженсен обменивался с нею в полете.

— Устами этой женщины, — сказал дракон, — говорит древняя кровь. Та общая древняя кровь, что течет и в ее жилах, и в наших. Такая, как она, стала нашей

матерью в те времена, когда еще не был начат счет Обращениям. Мы отринули эту память. Она казалась нам утерянной. И мы не скорбели о потере, потому что забыли, что потеряли.

Дракон тяжело вздохнул. Что-то зашуршало, зашелестело, словно вощеная бумага, пожираемая огнем, и старый дракон медленно расправил крылья.

На долину упала тень, накрыв ее целиком. Все драконы, как один, вновь ткнулись лбами в землю. Старый дракон медленно, бесконечно медленно и тяжело взмахнул гигантским хвостом и оторвался от скалы — хотя казалось, это сама скала ожила и движется теперь в жарком воздухе. Там, где дракон пролетал, столбы гейзеров сбивались и уходили в землю, затухая.

Он приземлился прямо перед Дженсеном с Джарединой. От его лап вздыбилась рыжая пыль, зашипели, разлетаясь, горячие брызги. Джаредина невольно склонила голову, тоже опускаясь на колени. Слишком велик он был. Слишком велик и слишком стар.

— Тысячи лет назад, — сказал дракон низко и тихо, — еще до того, как твой народ зародился на той земле, откуда ты пришла, я тоже летал в мир людей. И у меня был наездник. — Гигантский хвост дернулся из стороны в сторону, словно сбрасывая налипший морок. — Я забыл. А увидев тебя, услышав тебя, я вспомнил. Спасибо тебе, человеческая женщина. То было мое лучшее воспоминание за множество множеств Обращений.

Он наклонился совсем низко и тронул мордой склоненную голову Дженсена. Грива вокруг его головы — совсем выцветшая, как будто седая — мягко колыхнулась, укрывая голову Дженсена целиком.

— И тебе спасибо, маленький птенец, за то, что привез ее к нам. Мы рады, что ты вернулся домой.

Дженсен вздрогнул всем телом, и старший дракон слегка толкнул его мордой, словно веля подняться.

«Но не здесь его дом, — внезапно услышала Джаредина прямо у себя в голове — так, как бывало уже с ней когда-то, на Златоводной реке. Она вскинулась — и увидела немигающие золотые глаза, пристально глядящие ей прямо в сердце. — То, что я скажу тебе, будешь знать ты одна. В мире людей ты не единственная наездница. Четверть Обращения назад одна из нас покинула дом, так же, как этот маленький птенец, в поисках лучшего мира. Она не вернулась, но другие птенцы, летавшие и возвратившиеся, сказали, что ее оседлал наездник из земли, называемой Вирьерра».

— Вирьерра, — ахнула Джаредина вслух. То была страна, издревле смертно враждовавшая с княжеством Семи Долин.

«Мы подумали, что это только слухи. Когда забываешь, труднее верить. Но теперь я вижу, что и впрямь человеческий род вновь стал рождать носителей древней крови. И это не во благо ни твоему роду, ни моему. Если те слухи и впрямь не слухи, а истина, то вскоре земля твоего народа будет гореть в пламени драконьего дыхания. — Джаредина слушала, остолбенев, а дракон нагнулся и слегка дохнул на нее резким, пряным дыханием, неотрывно глядя в глаза. — Помни об этом, как я теперь помню. Память за память. Мы квиты».

Он вновь тяжело поднялся, в три взмаха крыльев достиг верхнего утеса и, развернувшись, уполз вместе с остальными старейшинами — туда, откуда прибыл. За ними потянулись и остальные.

Дженсен пустил ноздрями дым и коротко рыгнул столбиком багряного пламени.

— Ну наконец-то. Давай теперь поедим, а?

* * *

Драконы гнездились поодиночке — в гротах, пещерах, расселинах и скальных тоннелях, которыми Ржавый Остров

был испещрен, точно оспинами. В одной из таких пещер они и расположились на отдых — после полета и схватки с негостеприимными сородичами у обоих совсем не осталось сил. Много часов спустя Джаредина сидела на земле у края пещеры и смотрела на солнце, всходящее над криво повисшей скалой. Сидеть было не жестко — пол и стены пещеры покрывал все тот же бурый мох, которым здесь порос чуть ли не каждый камень. К удивлению Джаредины, Дженсен отдирал этот мох от камней когтями и ел его так жадно, как ел бы свежее сочное мясо. Потом она поняла, что мох этот был столь же необычен, как и вода из подземного источника, затопившая остров множеством ручьев. Кажется, он не только насыщал гигантскую драконью утробу, но и оказывал целительное воздействие, придавая сил. Джаредина тоже робко попробовала его — вкус был как у травы, только более сладковатый и с тем же тяжелым налетом металла, что и у здешней воды. Ближе к рассвету Джаредина увидела, как из расщелин выходят целые стада странных зверей размером с большую овцу, с гладкой упругой кожей, обтягивающей мускулистое тело, и копытами такого же бурого цвета, как и весь здешний мир. Звери щипали мох и пили из прудиков, и время от времени то один, то другой дракон, отделяясь от скалы, лениво проносились над ними и выхватывали из стада зверя, а потом уносился назад, и было слышно, как там хрустят кости и рвутся жилы под натиском беспощадных клыков. Копытные зверьки, однако, не разбегались, только сжимались и припадали к земле, словно силясь слиться с камнями. Некоторым это удавалось, а неосторожные оканчивали водопой в драконьей пасти.

Косточки одного такого зверя были свалены в кучу в их пещере, рядом с Дженсеном, широко развалившимся и сладко похрапывающим во сне.

Джаредина подползла к нему и укрылась под его расслабленным крылом. Сколько ночей оно служило ей и одеялом, и укрытием от дождя и ветра. И даже теперь, в далеком диком краю, где не ступала человечья нога, было ей под этим крылом спокойно и хорошо. «А ведь я послана была убить его», — вспомнилось ей — запоздало, ничего не скажешь. Убить или пленить и приволочь назад в Клеменс в золотых цепях… да только полно, в этой ли жизни оно было?

«Я — Джаредина, Гуса-мельника дочь», — сказала она себе и нахмурилась. Вчера, отстаивая перед драконами свой род, она говорила слова, шедшие из самого нутра ее, из глубин, о которых она никогда не ведала, — но в то же время никогда еще она не была столь далека от своего рода и от своей земли… И что ей делать теперь?

Дженсен шевельнулся над ней, зевнул, клацнув зубастой пастью. Джаредина коснулась ладонью его груди, слушая, как сильно и медленно — в десять раз медленней, чем у человека — бьется под зеркально-черными чешуями его могучее сердце.

— Вы здесь, в своем гнездовище, — тихо спросила она, не отнимая ладонь, — никогда не оборачиваетесь людьми?

Он приоткрыл золотистый глаз и покосился на нее из-под своих дивных зеленых ресниц. Потом вздохнул. Она поняла, что он уже какое-то время не спит и просто лежит с нею рядом, позволяя ей слушать его сердце.

— Это не принято, — сказал наконец неохотно. — Ну вроде как у вас — опорожняться посреди двора. Нам стыдно…

— И тебе?

Он тяжело задышал, отворачивая от нее морду. Джаредина выбралась из-под крыла, обошла, встала прямо. Он тоже нехотя приподнялся. Дивно, но вот так, когда он сидел, подогнув задние лапы, они были росту почти одного — он едва на голову ее превосходил. Ей некстати вспомнилось, как называл его старейшина — птенец… маленький птенец.

И тут ее осенило:

— Да ты ведь дитя! По драконьим меркам — несмышленое дитя!

— Не такое уж несмышленое, — огрызнулся тот. — Отрок, по-вашему. Но повидал поболе ваших старцев, можешь быть уверена.