Русская фэнтези 2011
Шрифт:
— А нынче-то вечером слыхали, что удумал? Маскарад! Всем мужикам бабами обрядиться, а бабам — мужиками! То-то смеху!
— И спать нынче мужикам в бабьих покоях, чтоб горничные им прислуживали, — радовались мужики.
— А бабам брагу пить до зари и песни похабные распевать, как мужикам! — ликовали бабы.
— Рожи-то тряпками обмотать не забудьте, — не выдержала Джаредина. — Раз уж все одно маскарад.
Галдящие люди примолкли. Удивленно посмотрели — кто, мол, такая.
— Это зачем?
— Затем, чтоб не узнали друг друга. Наутро же сраму не оберетесь, — ответила та и понесла пустые
У телеги догнал ее хозяйский паж, прыткий и наглый, как лягушонок. За рукав схватил, дернул:
— Стой, куда! Дама Кендерика велит всем девкам, кто делом не занят, к ней в горницу идти, рядиться помогать.
— Да я не умею, — нахмурилась Джаредина, а паж знай свое гнет:
— Иди, иди, дама Фринигонда говорит, нынче всем найдется работа.
Так Джаредина, мельникова дочь, в замке и осталась. Рядить господскую дочь в мужское платье ей, конечно, не дали, зато доверили воды натаскать, овцу для убоя связать и двор застелить свежей соломой. Джаредина никакой работы не чуралась, руки ее большие, крепкие, все были в мозолях, и замарать их она не боялась.
— Такой-то и рядиться не надо — готовый мужик! — сказал кто-то ей в спину, а она плечами только пожала — привыкла.
Ввечеру, думала, отпустят — да где там. На кухне дым стоял коромыслом, рук не хватало, особенно когда бабы в мужнино да сыновье тряпье рядиться побежали. Одна лишь толстая кухарка осталась (на такую ни одни штаны в замке на налезли бы), и Джаредина ей в помощь.
— Ах, дочка, тебя мне боги послали, — обрадовалась кухарка, и весь вечер провозились они вдвоем, делая работу за шестерых.
В ночь легла Джаредина на лавку прямо у печи и заснула, ног под собой не чуя. А наутро тоже работа была — похмельных мужиков и баб до кроватей дотаскивать, а то большинство уснули там, где в последний раз легли.
Тогда-то Джаредина и увидела впервые рыцаря прекрасного, принца в изгнании, которым ей все уши прожужжали, равно как и его славными подвигами, вроде отстрела Холлхаллских кур.
Он стоял на крепостной стене, прохлаждался на свежем утреннем ветерку, который там, наверху, дул крепче. И по единому взгляду на него Джаредина сразу поняла, что не рядился он вчера в дамское платье, и не пил, а если и пил, не был пьян. Стан его был прям и жесток, губы крепко сжаты в издевательской полуулыбке, в глазах отливало позолотой солнце, и в отблеске этом были они тверды и холодны, будто камень. Он словно почуял, что Джаредина на него глядит, и посмотрел тоже — хитрым, прямым и недобрым взглядом. И тогда она поняла, что он колдун — подлая тварь, одурманившая простых людей и глумящаяся над ними, одурманенными, в свое удовольствие.
Будь Джаредина и впрямь добрым молодцем, стащила бы на кухне мясницкий нож и избавила Холлхалл от супостата. Но была Джаредина девицей и от увиденного оробела; да к тому же не ее крестьянского ума дело, как господа в замке развлекаться изволят. Стиснула зубы, глаза опустив, подумала: «Сегодня же ввечеру — домой», да так и не ушла.
Но ввечеру господа, от вчерашнего оклемавшись, снова затеяли гулянье, и снова были нужны рабочие руки. Правда, меньше, чем накануне, и до заката Джаредину отпустили передохнуть — но тут же на нее налетел
— Джаредина! — повторила Эльдакова жена и головой покачала. — Видать, большой оригинал батюшка твой. Слушай, — добавила, обмахиваясь веером и пристально глядя на крестьянку снизу вверх, — тайны хранить умеешь? Коли умеешь, я тебе потом малахитовый браслет подарю.
Браслет с тонкой ручки ее Джаредине едва бы на ладонь налез, но что тут ответишь? Поклонилась, сказала, что рада услужить госпоже.
— Ну а коли рада, — сверкнула глазами хозяйка, — то приходи сегодня в полночь ко мне. Как я знак дам, то вот этим комодом задвинешь ту дверь, а вот этим столом — эту, а потом через эту дверь сама выйдешь да и постоишь там, поглядишь, чтоб никто мимо не шастал. Сделаешь?
Что было ответить на это? Не спорить же с хозяйской женой. И даром что Джаредине совсем не хотелось еще одну ночь под замковой крышей проводить, а делать нечего.
В полночь, как обещала, была на месте. Собрались в опочивальне все три Холлхаллские дамы — Фринигонда, дочь ее Кендерика и свекровь ее Бринельда, досточтимая матушка владетеля. Все три — в пеньюарах, веерами обмахиваются, глазки друг дружке страшно строят, хихикают. Джаредина спросила: «Пора ли?», и дама Фринигонда ей отвечала: «Нет, еще не пора. Еще ждем. Я скажу…» С полчаса прождали, а потом отворилась дверь, и ступил в опочивальню в одной рубахе, да штанах, да сапогах своих красных не кто-нибудь, а проклятый хозяев гость…
— Ах! — сказала дама Фринигонда.
— Сэр Дженсен! — сказала дама Кендерика.
— Мы вас заждались, — сказала дама Бринельда и шаловливо прикрыла веером морщинистое лицо.
Рыцарь, звавшийся сэром Дженсеном (а верней, как твердо уверовала Джаредина, колдун, похитивший чужое имя и регалии), раскланялся всем трем, облобызал пальчики и лукаво скосил злые зеленые глаза на Джаредину, так и стоявшую столбом.
— Эта девица нам составит компанию в ночном нашем бдении? — и так ласково проворковал, так вкрадчиво, что на миг и у Джаредины земля под ногами поплыла, в голове распустился туман, руки-ноги потяжелели, в животе стало так тепло, так сладко…
Но как глянула в лица трех женщин, трех дам, рассевшихся кружком и ждущих ее решения, как поняла, что стоит ей лишь кивнуть — и ее закружит в той же дьявольской круговерти, — так стрелою вылетела вон. Дверь захлопнула, громыхнув ею на целый замок, привалилась спиной, задыхаясь, слыша язвительный смех за спиной. Отдышалась, опомнилась. «Да что это я?! Чуть не поддалась ему, окаянному». Эх, будь она бравым молодцем — ворвалась бы теперь назад, оттолкнула бы бесстыдника от околдованных женщин, ногами запинала! Да только кто ж ей поверит… Они-то все думают, что по собственной воле привечают его безобразия. Они скорей ее повесят на суку за оскорбление знатных, чем опомнятся и поймут, что творят…