Русская комедия
Шрифт:
«Знаю, знаю, — нетерпеливо перебивает читатель. — Сейчас в „Утесе“ произойдет суд Линча тире самосуд. В смысле — казнь героя».
Хм. Откуда это тебе, ушлый и дошлый, известно?
«Всё оттуда, — поясняет читатель. — Кто станет у вас на пути к барной стойке, тот, считай, на этом свете уже не жилец».
Хм. Ты, читатель, как всегда, зришь в корень. Ну а телефон милиции не забыл? Нет! Почему же тогда не звонишь срочно дежурному? Чтобы, значит, предотвратить суд Линча тире самосуд. В смысле — казнь героя.
Догадываемся почему. Интересно тебе по самую
Ну, слушай, затаив дыхание, все по порядку…
Только не падай в обморок. Никто не собирается быть киллерами твоего протеже. Не намеревается даже щелкнуть его по задранной вверх сопатке. Мы — не варвары из древней Эллады. Не беспредельщики из нынешней Москвы.
Убрать неблагодарного выкормыша с векового пути «ист-банцев» к барной стойке, разумеется, придется. Но убрать-то достаточно лишь на пять минут. И не обязательно на тот свет. Можно гораздо ближе. В подсобку.
Короче, мы хотели всего-навсего взять на испуг нашего деспота-самодура. Попугать. Разумеется, не абы как, а по-колдыбански. Но вовсе не до смерти. Так, слегка: до третьей инвалидности.
— Удальцы! Слушай мою команду! — гаркнул мент Самосудов. — Кру-гом!
Все решительно и демонстративно повернулись к барной стойке задом. Хороший маневр, да? Монумент-самодур был явно тронут таким нашим послушанием.
— Лука Самарыч! — обратились мы к нему. — Истинные колдыбанцы, спасатели эпохи горят желанием приступить к выполнению вашего исторического чрезвычайного приказа буквально сию минуту. Но…
— Чтобы не повторить прежних и избежать новых ошибок, надо сначала понять, почему же судьба постоянно останавливает нас буквально в пяти минутах от подвига. Очевидно, тут есть какая-то особая проблема.
— Может быть, бесценный геройский опыт нашего достославного соперника поможет найти нужный ответ?
— Давайте внимательно изучим великую эпопею Гераклиаду до конца. И особенно внимательно — последние ее пять минут.
И вот Роман Ухажеров талдычит жутким голосом жуткий миф о жуткой кончине Геракла. Про отравленный плащ и самосожжение на вершине горы. Мы слушали эту гомеровскую байку с наслаждением. Очень к месту и ко времени этот древний триллер. Ведь наш бесстрашный и удалой супер жаждет, чтобы была геройская драма. Пожалуйста.
— Удивительная легенда! — восхитился флагманский квартет. — Она, наверняка, даст нам ключ к разгадке особого секрета Гераклова триумфа. Надо только анализировать текст глубоко, широко и с поворотом.
Слышишь, читатель? Мы прозрачно намекнули твоему подопечному самодуру: глубоко, широко, с поворотом. То есть, прильнув к источнику истины. Ну? Наш намек, увы, понят не был. Придется вести следствие всухую, по жесткой версии.
— Почему посланница Олимпа богиня Ника примчала к Гераклу не сразу? — вопросил колдыбанский Мегрэ Самосудов.
И правда, почему? Хотя пострадавший вопил, как тысяча клиентов римской инквизиции, спасительница явилась лишь после того, как он передислоцировался на костер.
— Геракл тоже ведет себя странно,
Действительно. Если уж суровому воину так было невмоготу, то почему он не прикончил себя по примеру хрупкой Деяниры обоюдоострым мечом? Или приказал бы забросить свое тело подальше в болото, в прохладные и болеутоляющие грязи. В конце концов, вызвал бы бельгийских трансплантаторов. Они бы его мигом на запчасти разобрали. Под самым современным наркозом. Да еще заплатили бы за каждый орган и член, даже за ногти.
— Так ведь нет, — развел руками шкраб Молекулов. — Вопреки теории относительности Эйнштейна Геракл отвергает относительно легкую кончину и выбирает абсолютно садистскую. Это, правда, подтверждает мою теорию абсолютности, но я ведь об этом Геракла не просил.
Вот именно. Тем не менее Геракл вдруг командует: «На костер!» То есть буквально из огня да в полымя. Требует, чтобы его зажарили. Прямо как жертвенного барана. Что за каприз такой?
— А может быть, вовсе не каприз? — впал в глубокое подозрение энциклопедист Профанов. — Может быть, неожиданное озарение? Чувствую, что на этот предмет нам должна открыться какая-то особая истина.
Слышишь, читатель? Опять самодур с багром имел возможность одуматься: дескать, особую истину, братцы-мудрецы, для верности ищите в вине. Но он продолжал упрямиться.
Флагманский столик тяжело вздохнул и… разом — а куда ж деваться — раскусил секрет древней легенды.
— Надо читать не только текст, но и подтекст! — стукнуло в голову нашим мудрецам.
Во! Теперь все будет четко и ясно, как в деле, которое шьет лучший следователь Колдыбана майор Чапыжников.
Наверняка, страдалец Геракл призвал свою любимую сестрицу-покровительницу.
— Афинушка, милая! Нешто не видишь, какие адские муки терплю? Забери меня скорее на Олимп!
— Какой тебе Олимп? — сухо и строго одергивает его богиня мудрости.
Дескать, напряги свою единственную полуизвилину. Какой толк, что за тобою тыща подвигов, если ты на финише опозорился! Не иначе как мачеха Гера исподтишка устроила тебе такую подлянку. А теперь вон уж подписи под обращением к Зевсу собирает. Разве, мол, герои так умирают? Козлиная смерть — козлу. Значит, лишить Геракла звания героя! Объявить его козлом и персоной нон грата на золотом Олимпе!
— Змея подколодная! — орет Геракл. — Что же делать-то, Афинушка?
— Умереть красиво! По-геройски! — советует Афина. — Прикажи устроить на высокой горе большой костер. А когда будешь гореть на нем, кричи во всю глотку: «Да здравствует Зевс!»
— На костер! — заголосил Геракл, вдохновленный сестрою. — Видят боги, что я вовсе не умираю, с какой стати! Я добровольно приношу себя в жертву родному Олимпу и лично товарищу верховному богу — горячо любимому Зевсу Кроновичу!
Хитрый ход Афины сработал безотказно. Зевс растрогался, разревелся, раздобрился и… Вот богиня Ника уже мчит Геракла на золотой колеснице прямо на свадьбу с юной красавицей Гебой. Горько-о-о! Хеппи-энд, он же победный конец!