Русская миссия Антонио Поссевино
Шрифт:
— У меня хороший переводчик, — спокойно ответил Поссевино, — и составлять договоры между державами я умею прекрасно.
— Ну-ну, — иронично усмехнулся Кобенцль, — прислушайся хотя бы к следующему совету, дорогой Антонио.
Он намеренно, подчёркивая свою независимость, называл монаха "дорогой", вопреки принятому среди католиков обращению к лицам духовного звания — "отец", которого Поссевино, несомненно, заслуживал благодаря высокому положению.
— Какой совет? — спросил иезуит.
— Ты можешь чего-то требовать от них исключительно до того момента, пока не выполнишь свою часть обязательств. После этого любые их обещания превращаются в ничто. Если ты сможешь
— Благодарю за совет, — произнёс Поссевино, вставая, — но мы едем в Москву во всеоружии.
— Не сомневаюсь, — пробормотал Кобенцль, прекрасно понимающий, что посольство в Москву неспроста составлено исключительно из иезуитов. И, кто знает, может, у Поссевино, кроме открытых предложений московскому царю, есть туз в рукаве или кинжал за пазухой. А скорее, и то и другое. Уж больно уверенно он выглядит!
На следующее утро посольство, а с ним и Истома, Поплер и Паллавичино выехали из Граца. До Праги было ещё далеко, посольство не прошло и половины пути от Венеции. Следовало поторопиться…
Спустя четыре недели посольство въехало в Прагу. От имперской дипломатии Истома не ждал ничего: издевательское к нему отношение при первом посещении города ясно говорило, что император Рудольф не заинтересован в установлении с Москвой дружеских отношений. Поссевино решил задержаться здесь, чтобы разведать настроение при дворе и попытаться заручиться поддержкой империи в войне против турок. Но очевидно, даже сейчас, спустя более чем полвека после сокрушительного поражения в битве при Мохаче [114] , страх перед турками был настолько силён, что имперцы предпочитали сохранять status quo и не допускать casus belli [115] . Да и император Рудольф был скорее покровителем наук, искусств и тайных знаний и не помышлял о войнах. Сложившийся шаткий мир его вполне устраивал.
114
Битва при Мохаче — сражение у венгерского города Мохача в 1526 году, в котором против Османской империи выступила коалиция европейских государств, в том числе Священная Римская империя. Турки одержали решительную победу, при этом значительная часть Венгрии перешла под турецкое подданство. Через три года после битвы турки даже осадили столицу Австрии Вену, но взять её не смогли.
115
Юридические термины, восходящие к римскому праву: status quo — существующее положение, casus belli — повод к войне.
Именно в Праге, как считал Поссевино, должна решиться судьба Истомы. Для этого надо было получить письменные доказательства того, что Шевригин в Венеции принял на себя звание, ему не принадлежащее. Под страхом разоблачения русский, несомненно, согласится быть его соглядатаем. А если его рвение к тому же поощрить венецианскими дукатами — тем более. И тайные записки свои он, конечно, тоже поправит в нужном Святому престолу ключе.
Поссевино уже решил, каким образом он подцепит русского на крючок, как опытный рыболов цепляет жирного глупого карпа. Спустя несколько дней после прибытия в Прагу он пришёл в жилище Истомы и со своей обычной доброжелательной улыбкой заявил:
— Дорогой Томас! Тебе предстоит долгий путь через Балтийское море, а мой путь будет значительно короче, поэтому я увижу твоего государя раньше. Полагаю, ты хотел
Истома в упор смотрел на иезуита, возле которого застыл Паллавичино, переводивший его слова. Поплер, как только итальянцы появились на пороге комнаты, которую они с Истомой снимали, вышел, буркнув:
— Распоряжусь, чтобы стол накрыли.
Но Истома прекрасно понимал, чего боится ливонец: он опасается, что вид Паллавичино, которого Поплер не переносил до зубовного скрежета, заставит его сорваться и совершить поступок, о котором потом будет жалеть. А нагайка с вплетённой пулей у него всегда была при себе.
— Хорошо, — сказал Истома, — я готов. Письмо напишу сегодня же и отправлю тебе.
— Зачем такие сложности, дорогой Томас, — елейно пропел иезуит, — чтобы облегчить твой труд, я уже составил такой отчёт, и тебе не придётся напрягать память, чтобы вспомнить обо всех обстоятельствах твоего римского бытия. И не забывай, мы делаем общее дело, которое одинаково необходимо и твоему государю, и папе.
Истома в душе смеялся над ним: Поссевино был старше его почти вдвое и, конечно, поднаторел как в делах посольских, так и в том, как ловчее обмануть ближнего. Но он и предполагать не мог, насколько хорошо Истома видит — спасибо бабке Барсучихе! — всю его лживость!
— Я рад, что ты избавил меня от лишних забот, — сказал он, — и я готов прямо сейчас своей рукой написать письмо. Пусть купец перетолмачивает, что ты написал.
Поссевино кивнул и достал приготовленную бумагу. Написанное им не содержало ничего опасного для Истомы — обычное описание его римских встреч, разговоров, прогулок. Было описание и той охоты, на которой присутствовали поляки, и посещение с герцогом Сорским Ватикана для осмотра картин и скульптур, и рассказ о приёме у папы.
Да, там не было ничего опасного, кроме одного: в письме Поссевино упоминал о посещении Истомой Венеции, где тот представился посланником русского царя. Об этом говорилось вскользь, как о незначительном событии, достойном лишь одной-двух строк. Но эти строки вполне могли обернуться для Истомы в Москве серьёзным наказанием. А каким оно окажется — да кто ж знает? Не в духе будет Иван Васильевич — может и вместо благодарности за честно, а самое главное, удачно выполненное поручение и в ссылку отправить, и плетей всыпать, а то и чего похуже. И Истома знал, что надо сделать, чтобы этого не случилось.
Внимательно слушая перевод Паллавичино, Шевригин тщательно записывал заготовленные для него легатом слова. Наконец иезуит сказал:
— На этом всё, дорогой Томас. Позволь…
Поссевино хотел сказать, что желает проверить, не ошибся ли Истома, записывая его слова. Бывает же такое — не очень точный перевод, что-то недослышал, и вот уже послание царю искажено и имеет другой смысл. А неточности в посланиях такого рода способны вызвать недопонимание и поставить успех предстоящей миссии под сомнение.
Истома, улыбаясь ему в лицо, посыпал написанное мелким песком, после чего сложил бумагу в несколько раз, перевязал бечёвкой и, растопив на свечке воск, запечатал пакет печатью с двуглавым орлом.
Поссевино наблюдал за его действиями спокойно, не делая попыток убедить Истому дать ему письмо на проверку. Выдержка, выдержка и ещё раз выдержка — это правило иезуит усвоил прекрасно, во многом именно поэтому и добился высокого положения.
Истома протянул ему запечатанный пакет. Поссевино склонил в знак благодарности голову и сказал: