Русская миссия Антонио Поссевино

Федоров Михаил Иванович

Но на следующий день Истома в суете приготовления к отъезду забыл о жуликоватом слуге. А Люка, словно чувствуя настроение русского, ни разу не попался ему на глаза. Наверное, была у него своя бабка Барсучиха.

А ещё через три дня посольство, возглавляемое иезуитом, покидало Рим. Вместе с ним ехали и Истома с Паллавичино. Купец слёзно выпросил Истому взять его с собой, потому что он чувствует вину за принесённые неудобства и ненадлежащее в прошлом поведение и желает загладить вину. Истома подумал и взял. До Венеции, пока они едут по землям, где говорят по-итальянски, всё равно Паллавичино должен изображать переводчика. А там видно будет.

В карете с тройной тиарой и двумя скрещёнными ключами на двери ехал папский легат — иезуит Антонио Поссевино. Его помощники, охрана и Истома с Паллавичино

шли верхами. Путешествие в Московию началось.

Глава десятая

ПОСОЛЬСТВО В ПУТИ

Брат Гийом выехал из Рима на сутки раньше посольства. Поссевино дал указание дожидаться его в пражском районе Градчаны [109] , в таверне "Три пивные кружки". Легат хотел в пути получше присмотреться к Истоме и в Праге решить, что с ним делать. Возьмёт русский деньги из страха перед наказанием за присвоение не принадлежащего ему звания — одно дело. Не возьмёт — что ж… неизвестно, что он узнал в Риме, а вдруг — что стоящее? Поссевино всегда предпочитал купить нужного человека, и только лишь в том случае, если он не продаётся — значит, сам виноват.

109

Градчаны — исторический район Праги, до 1784 года сохранявший право на самоуправление.

Брат Гийом до отъезда оговорил с Поссевино участие вместе с ним в путешествии в Московию новиция Ласло, объяснив свою просьбу преклонным возрастом и тем, что юноша по совокупности знаний и умений уже вполне готов к заданиям такого рода. Посевино согласился без колебаний: действительно, брату Гийому шёл уже седьмой десяток лет, и без помощника ему будет непросто, несмотря на огромный опыт и знание Русской земли.

Отправляясь из Рима, брат Гийом получил от казначея три кошеля: самый большой — с серебряными монетами, для повседневных расчётов в пути, и два поменьше — с медью, для всякой мелочи, и с венецианскими дукатами. Коадъютор прекрасно знал, в каком месте какими деньгами следует расплачиваться. Серебро — для постоялых дворов, где надо платить не только за ночлег и еду, но и за конюшню и лошадиный корм. Серебряные иоахимсталеры были самой ходовой монетой не только в империи, но и в большей части Европы. Полновесные монеты из чистого чешского серебра уже несколько десятков лет являлись символом стабильного денежного обращения. Под названием "ефимок" они имели хождение даже в Московии, поэтому брат Гийом сразу запросил у ватиканского казначея большую сумму, чтобы в пути не тратить время на добычу денег. Ведь это порой сильно отвлекает от выполнения задания ордена.

Медь предназначалась для расчётов с мелкими торговцами, когда в пути надо было срочно купить что-то недорогое — еды, когда нет времени остановиться в таверне, да и привлекать внимание к себе, лишний раз доставая серебро, не следовало. Или заплатить шорнику за мелкий ремонт сбруи — что в дороге весьма вероятно. И давать подаяние нищим серебряными монетами брат Гийом считал расточительством — достаточно с них и меди.

Золото же он решил доставать лишь в исключительных случаях. И таких случаев в дороге планировалось не больше двух. Первый — расплата с теми, кто не слишком щепетилен в вопросе о бессмертии своей души и готов совершить смертный грех, невзирая ни на божеские, ни на человеческие законы. Другими словами, коадъютор думал золотом расплатиться с убийцами, если от Поссевино будет приказ не допустить отплытия Северингена из Любека. Ведь такие люди предпочитают именно золото. А уж в этом ганзейском городе знакомств среди подобных людей у него хватает. Возможно, он золотом рассчитается и с капитаном корабля, на котором поплывёт в московитские земли. Но это лишь в том случае, если это будет корабль известной, уважаемой торговой компании, где маловероятно нарваться на нож в спину. Тщательно обдумав всё, брат Гийом решил втрое увеличить количество золота. Дорога дальняя, сделать предстоит многое. Обидно будет, если из-за недостатка денег не удастся совершить задуманное.

Если же в дороге его ограбят — что ж, такое вполне могло случиться, то тут главное — добраться

до Русского царства. А уж там-то у него есть влиятельные и богатые знакомцы, которые с радостью снабдят деньгами. Брат Гийом знал, что пять лет назад православный священник Давид рукоположен в Ростовские епископы и сейчас пользуется особой доверительностью царя и вроде даже считается его духовником. Этот Давид не раз помогал брату Гийому, когда тот в прежние свои визиты в Русское царство попадал в затруднительное денежное положение. Давид был убеждённым сторонником объединения западного и восточного христианства, поэтому коадъютор высоко ценил его и старался без необходимости не обращаться, чтобы — не дай-то бог! — кто-нибудь не заподозрил Давида в связи с иезуитами.

Понятно, что безбоязненно высказывать свои взгляды Давид не мог, рискуя попасть в немилость и лишиться всего, что имеет. Но, кажется, наступает время, когда его прямое участие делается не просто возможным, но и необходимым. Если он действительно имеет большое влияние на царя, то его голос может стать решающим при выборе Иваном Васильевичем дальнейшего пути его державы.

По прибытии в Равеннский монастырь брат Гийом сразу же вызвал к себе Ласло. Новиций не заставил себя ждать — вскоре в келье коадъютора скрипнула дверь и почтительный юношеский голос произнёс:

— Брат Гийом, ты звал меня?

— Да, Ласло. И у меня для тебя есть хорошая весть.

— Какая, брат Гийом?

Ласло не выказал ни заинтересованности, ни волнения. Он был абсолютно бесстрастен, как и подобает настоящему иезуиту. "Если он и в опасности будет столь же спокоен, то орден действительно получил очень ценного человека, — подумал коадъютор, — в дороге, несомненно, у меня будет возможность узнать, так ли это".

— Завтра мы с тобой отправляемся выполнять поручение ордена и Святого престола. Выезжаем рано утром. Выбери себе в конюшне лучшую лошадь. Можешь забрать с собой личные вещи. Думаю, в новициате тебе делать больше нечего. Твоё обучение закончено.

— Я готов выезжать прямо сейчас.

Губы брата Гийома тронула лёгкая улыбка:

— Похвально, новиций. Я в тебе не сомневался, но выезжаем завтра. Теперь можешь идти.

Ласло поклонился наставнику и повернулся, чтобы выйти из кельи.

— Надеюсь, мне и в дальнейшем не придётся в тебе сомневаться, — сказал ему в спину коадъютор.

Ласло снова повернулся к нему лицом, которое по-прежнему оставалось бесстрастным, но глаза радостно сияли:

— Можешь быть в этом уверен, брат Гийом.

Ещё раз поклонившись коадъютору, новиций вышел из кельи. А следующим утром, когда монахи читали лауды [110] , они выехали из монастыря.

Брат Гийом думал — как ему представить Ласло в Московии. Русского языка тот не знает, и это, несомненно, вызовет подозрение. Поразмыслив, он решил объявить его немым от рождения, а лучше — от перенесённой в детстве болезни. Ведь если человек от рождения немой, это обычно является следствием врождённой глухоты, а прикидываться глухим крайне сложно, если возможно вообще. Любой внезапный резкий звук, заставивший Ласло вздрогнуть, может выдать их, и тогда придётся знакомиться с тамошними мастерами пыточных дел. А так получается — он всё слышит, просто в младенчестве простыл, голова сильно болела, вот и не научился говорить. Правда, хорошо, если бы он понимал русский язык, хотя бы немного.

110

Лауды — вид утренней церковной службы у католиков. Читается на рассвете.

— Ласло, — обратился коадъютор к новицию, — в Русском царстве мы с тобой представимся как паломники к святым местам. Ты будешь моим внуком. Но тебе надо хотя бы немного понимать язык. Поэтому всю дорогу до Московии ты будешь упражняться в этом.

Лошади шли шагом, Равенна уже скрылась за горизонтом, а тёплое солнце, несколько дней назад прошедшее рубеж равноденствия, начинало припекать.

— Я готов, брат Гийом, — ответил Ласло, — да мне это и несложно будет. Там, где я жил, много русинских деревень, а их язык одного корня с московитским. Не буду хвастаться, но я довольно неплохо говорю по-русински.