Русская миссия Антонио Поссевино
Шрифт:
— Благодарю, дорогой мой Томас. А теперь я вернусь к своим делам. Ты когда выезжаешь из Праги?
— Завтра в полдень, — ответил Истома. — Путь у меня неблизкий, надо поторапливаться.
— А я задержусь на несколько дней, — сказал легат, — при имперском дворе остались некоторые дела. Но не позднее чем через три дня отправляюсь и я.
Покинув Истому, он в сопровождении поджидавших его у крыльца стражников, что следовали с ним от Рима, действительно отправился ко двору императора Рудольфа. Хотя ему уже было ясно, что на помощь империи в случае войны рассчитывать не стоит, он должен был оставить своим людям в окружении императора инструкции, как себя вести, на что настраивать внушаемого монарха и чем интересоваться. К месту отведённого
Плотно закрыв за собой дверь, он достал письмо русскому царю и, выдернув впаянные в воск куски бечёвки, вскрыл послание. Затем пригласил брата Стефана, знающего русскую грамоту. Выслушав перевод, легат снисходительно усмехнулся: Истома не стал слово в слово записывать то, что диктовал ему иезуит. О визите в Венецию здесь было сказано такими словами, из которых невозможно понять, какой чин принял на себя Истома при встрече с дожем. Если царь Иван прочитает письмо даже в самом плохом расположении духа, ему всё равно не в чем будет упрекнуть своего гончи-ка. "Что ж, неплохо сделано, Томас Северинген, — подумал Поссевино, — но на этот раз ты перехитрил самого себя" [116] . Он снова усмехнулся, только на этот раз усмешка была кривой, недоброй. Верхняя губа непроизвольно приподнялась, словно у волка, готового вцепиться в горло добыче смертельной хваткой. Что ж, русский гонец, накликал ты на себя неприятности, ой накликал! Да что там неприятности, ты только что задел ту пружинку, которая приводит в действие взведённый капкан. Но не медвежий, нет, — не походишь ты на медведя, совсем не походишь. Да и на волка — тоже. Молодой лис — так будет вернее. Лис, который при удачном стечении обстоятельств мог бы стать старым матёрым лисовином, но… но не повезло тебе, Томас Северинген, ой как не повезло!
116
Письмо, которое Поссевино написал для отправки Истомой царю, сейчас хранится в Библиотеке Ватикана. Тот вариант, что написан рукой Шевригина, историк Н.П. Лихачёв разыскал в архивах Посольского приказа. Шевригин действительно перехитрил Поссевино, не указав в письме о своём статусе, объявленном им в Венеции.
Поссевино достал из дорожной сумки связку печатей, выбрал нужную и, растопив воск, запечатал прочитанное письмо. Приложив печать — точно такую же, которая была у Истомы, убрал пакет. Он, конечно, вручит его царю — пусть удостоверится в удачном выполнении поручения своим гончиком, пусть. Всё равно он Северингена никогда больше не увидит.
Поссевино, оставив свою комнату под охраной стражи, вышел на улицу. Взяв с собой двух солдат — время было уже ночное, — он верхами отправился в Градчаны, где в таверне "Три пивные кружки" вот уже почти месяц жили неприметный маленький человек, носящий одежды небогатого горожанина, и его слуга — столь же скромно одетый юноша с лицом ангелочка.
Оставив стражников внизу и поднявшись на второй этаж, где находились жилые комнаты, иезуит отыскал ту, в которой разместились брат Гийом и Ласло. Брат Гийом, увидев шагнувшего через порог легата, встал и приветствовал его лёгким поклоном. Вслед за ним вскочил и Ласло, который в лицо Поссевино не знал, но по поведению своего наставника догадался, что они наконец-то дождались человека, ради встречи с которым живут в этой таверне.
— Ступай, Ласло, — сказал брат Гийом, — у нас будет разговор.
Венгр сделал попытку выйти из комнаты, но Поссевино остановил его:
— Постой, юноша.
Брат Гийом не выказал удивления, но Поссевино пояснил свои действия:
— К чему это? Ты говорил, что уверен в нём, пусть новиций привыкает к своему положению. Судьба даёт ему возможность быстро пройти долгий путь.
— Хорошо, отец Антонио, — ответил брат Гийом, и Ласло снова уселся на свой табурет.
— Человек, о котором мы говорили в Риме,
Он сделал паузу. Брат Гийом слегка кивнул головой, давая понять, что знает, какими будут дальнейшие слова Поссевино.
— Да, — сказал тот, — он не должен доехать до Москвы.
— Когда выезжать? — спросил брат Гийом.
— Он выезжает в обед, значит, ты — завтра утром.
— Хорошо, отец Антонио.
— Всё должно быть сделано вне имперских владений. Думаю, Любек подойдёт лучше всего.
— Хорошо, отец Антонио.
— Деньги нужны?
— Благодарю, отец Антонио, не нужны. Мы не были расточительны, пока ждали тебя.
— Хорошо. Тогда желаю удачи. До встречи в Московии.
— Встречи не будет, отец Антонио. Мне незачем показываться в твоём окружении. Но, возможно, к тебе подойдут наши тайные сторонники и передадут привет от меня.
Поссевино внимательно посмотрел на брата Гийома:
— Хорошо. Да будет с нами Пресвятая Дева Мария и Господь наш Иисус Христос!
— Аминь! — произнесли они одновременно.
Антонио Поссевино вышел из таверны и вскочил на коня. Теперь — он был уверен в этом — Томасу Северингену жить осталось не больше нескольких недель.
Глава одиннадцатая
ОТ ПРАГИ ДО ЛЮБЕКА
Брат Гийом и Ласло выехали из Праги с рассветом. Едва солнце наполовину поднялось над ближайшим лесом, когда копыта их подкованных коней процокали по мостовой, оборвавшейся почти сразу за городскими воротами.
Коней — ещё в монастырской конюшне — брат Гийом выбрал самых лучших. Он понимал, что несоответствие скромной одежды и явно видимой знатоку лошадиной стати вызовет вопрос — ну откуда у людей, не способных купить дорогое платье, нашлись деньги на отличных коней? Но с этим пришлось мириться: в дороге хороший конь — первое дело. На нём и от разбойников, и от погони уйдёшь, а вопросы — что ж, придётся потерпеть. Впрочем, это всё до Любека, там коней придётся продать — не тащить же их за собой в Московию! Тем более что брат Гийом хотел, как уже не раз делал, прикинуться на Русской земле паломником к святым местам. А к каким именно — зависит от того, куда они направятся для выполнения поручения отца Антонио. Ласло будет, как они условились, немым блаженным отроком.
До имперской границы брат Гийом и Ласло шли скорой рысью и лишь иногда, давая лошадям отдохнуть, пускали их шагом. Ночёвки на постоялых дворах были краткими. Иезуит понимал, что русский тоже торопится в Любек, но въехать туда он должен был лишь после него, когда в тамошнем порту всё будет готово для его встречи. У коадъютора были некоторые знакомства в тех краях. Правда, если бы добропорядочные католики узнали, с кем водит если не дружбу, то хотя бы видимость оной богобоязненный иезуит, они бы ужаснулись. Богохульники, убийцы, разбойники, воры, фальшивомонетчики, которым и по божеским, и по человеческим законам одно место — на виселице. Но… опять это но, которое не раз заставляло брата Гийома сквозь пальцы смотреть на всевозможные злодеяния человеческого отребья, когда его услуги могли послужить вящей славе Святого престола. Цель оправдывает средства — да будет именно так!
Через две с половиной недели после отъезда из Праги брат Гийом и Ласло были уже совсем рядом с границей империи и земель вольного города Любека — центра старинного Ганзейского торгового союза. В паре миль от заставы располагалась таверна "Жирный гусь", где они решили подкрепиться и переночевать перед тем, как попасть на территорию Любека.
Брат Гийом вошёл в помещение первым, внимательно оглядев внутреннее убранство обеденного зала. Всё здесь явно говорило, что заведение рассчитано на посетителей достатка среднего и выше среднего. Зал мог вместить до трёх десятков человек, но сейчас он был почти пуст. Лишь в углу сидел какой-то здоровяк, а перед ним стояла огромная кружка, из которой он время от времени смачно прихлёбывал, кося глазом в сторону вошедших.