Русская правда. Устав. Поучение
Шрифт:
Оформившийся таким образом свод законов стал важной составной частью юридической практики на целое столетие – вплоть до прихода на Русь монголов; простиралось его влияние и далее: «отголоски» многих положений Русской Правды (и ее составляющей – Устава Владимира Мономаха) можно проследить в правовых документах отдаленных от времени ее составления веков.
При подготовке настоящего издания мы столкнулись с дилеммой: публиковать интересующие нас фрагменты летописи (то есть подлинные тексты самого Владимира Мономаха) в оригинальном виде – или ограничиться их переводами на современный русский язык? Конечно, чтение аутентичного текста, пусть даже модернизированного в орфографическом отношении, для неспециалиста представляет немалые сложности. С другой стороны, нам хотелось предложить вниманию читателей не просто изложение того, что написал 900 лет назад Владимир Всеволодович Мономах, а сами его писания. Вот почему было принято единственно возможное решение: печатая «Поучение», автобиографический рассказ и письмо к князю Олегу Черниговскому, мы древнерусский комментированный текст сопроводили переводом. Тем самым достоверность и ценность
Так же мы поступаем и при публикации Устава Мономахова («Устава о резах», как его еще называют). Более того: для максимального облегчения восприятия текста мы даем перевод не после всего Устава, а после каждой его статьи. В результате читатель получает возможность ознакомиться с первоначальным текстом, с необходимыми к нему пояснениями и с переводом на современный русский язык в наиболее компактном и удобном виде, что несомненно облегчит чтение и понимание этого важного юридического памятника Древней Руси. Тексты статей Устава даются по изд.: Правда Русская. Т. 1–2 (М.; Л., 1947); оттуда же взяты переводы И. В. Платонова и В. Н. Сторожева [215] и комментарии. Печатается с сокращениями; примечания редакции, а также исправления, дополнения и сокращения примечаний издания 1947 г., за отдельными исключениями, не оговариваются.
215
Биографические справки обо всех исследователях, упомянутых в разделе «Устав Владимира Мономаха» настоящего издания, собраны в Именном указателе.
Устав Володимира Всеволодича
Володимерь Всеволодичь по Святополце созва дружину свою на Берестовемь [216] : Ратибора Киевьского тысячьского, Прокопью Белогородьского тысячьского [217] , Станислава Переяславльского тысячьского, Нажира, Мирослава, Иванка Чюдиновича Олгова мужа, и уставили до третьего реза, оже емлеть в треть куны; аже кто возметь два реза, то то ему взяти исто [218] , паки ли возметь три резы, то иста ему не взяти. Аже кто емлеть по 10 кун от лета [219] на гривну, то того не отметати.
216
Берестово – княжеское село под Киевом (известно с Х в.), летняя резиденция и усыпальница киевских князей [70; т. 1, с. 80, 130, 155, 182, 231–232].
217
Тысячьский (тысяцкий) – должностное лицо княжеской администрации в городах Киевской Руси. Первое упоминание в летописях о тысяцких относится к 1089 году, когда в «кыевскыя тысяща» воеводство держал Ян Вышатич. Первоначально Тысяцкий – военный начальник городского ополчения («тысячи»), которому подчинялись десять сотских. В дальнейшем вместе с военным командованием в руках тысяцких концентрируется руководство отдельными отраслями городского управления – городской суд, административный контроль над торговлей. Должность тысяцкого зачастую десятилетиями оставалась в руках наиболее влиятельного боярского рода и передавалась по наследству.
218
Исто – основная сумма долга ростовщику.
219
Лето – год.
По смерти Святополка-Михаила, Владимир Всеволодович собрал в Берестовском дворце дружину свою: тысяцких: Ратибора [220] киевского, Прокопия белогородского и Станислава переяславского; Нажира, Мирослава и боярина Олегова, Иоанна Чудиновича, и, посоветовавшись с ними, определил брать третный [221] рост только до третьего платежа, т. е., кто возьмет с своего должника третный рост, тому более никакого роста не требовать, а взять только свой капитал; если ж заимодавец возьмет три раза третные росты, то он лишается своего капитала. Если кто берет по 10 кун с гривны на год, то таковых ростов взимать не воспрещается.
220
Ратибор – переяславский посадник; ближний боярин Всеволода Ярославича. Когда последний сделался великим князем киевским (1078), Ратибор был тысяцким в Киеве. После неудачного похода Романа Святославича против Всеволода Ярославича и заточения брата Романова, Олега, Всеволод Ярославич послал Ратибора посадником в Тмутаракань (1079), но через год Ратибор был изгнан оттуда. После смерти Всеволода Ратибор переехал к сыну его, Владимиру Мономаху, в Переяславль, и сделался влиятельным его советником. Принимал участие в убийстве половецких послов – ханов Итлара и Китана (1095). Деятельное участие принимал Ратибор в Витичевском съезде князей (1100): он был в числе мужей, передавших Давиду Игоревичу решения съезда. Когда Владимир Мономах занял великокняжеский стол (1113), Ратибор сделался снова тысяцким в Киеве и принимал участие в принятии Устава о резах.
221
Т. е. составляющих треть общей суммы чего-либо.
По
222
Если считать по 25 кун в гривне; если же по 50 кун, то 20 %.
А. И. Кранихфельд полагал, что Владимиром Мономахом узаконено было: брать третного росту с должника не более двух раз. Заимодавец, взявший рез в третий раз, не мог требовать истого, или капитала, своего с должника. Терпимая законом мера роста была пятьдесят со ста в год [46; с. 224].
По мнению К. А. Неволина, Владимир Мономах постановил, что «заимодавец, который возьмет три раза третной рост, уже не может требовать своего капитала». Рост по десяти кун с гривны на год Неволин, принимая здесь гривну вслед за Карамзиным равною 25 кунам, считал ростом 40 % в год и полагал, что Русская Правда его «признает ростом терпимым». Неволин также заметил, что Русская Правда прямо не запрещает высшего роста и что в частных случаях предоставлялось усмотрению судьи признать или отвергнуть рост, превышающий 40 % в год. «Еще менее Русская Правда или другой какой-либо известный закон определяли количество месячных или третных ростов. Может быть, они определялись обычаем. Но столько же могло здесь зависеть от условия сторон» [63; с. 123].
А. И. Загоровский, «не желая гадать», отказывался от определения «величины третного роста по Правде», но «лишение капитала, назначенное по статье тому, кто взял три третных реза», и затем достаточно высокий годичный рост заставляют думать, что «третные проценты были высоты немалой» [37; с. 43].
М. Ф. Владимирский-Буданов, считая (по Прозоровскому) гривну равною здесь уже 50 кунам, исчислял проценты этой статьи в 20 % и, вопреки Неволину, полагал, что «выше 10 кун с гривны брать не позволялось». «Одну из причин огромной высоты роста находят в общественном состоянии тогдашней России, при котором не всякий рискнул бы отдать свои деньги в долг, предвидя полную вероятность не получить их совсем». «Непомерная высота роста принудила общественную власть позаботиться о сокращении ее законодательным путем. Быть может, еще до Владимира Мономаха был ограничен месячный рост; а именно постановлено брать месячные росты только при займах на короткие сроки (“за мало дни”); если же заем продолжается до года, то месячные резы заменяются третными. Затем Владимир Мономах… постановил ограничение и третных процентов, а именно: заимодавец, два раза получивший третной процент, может требовать возвращения капитала (“истое”); если же возьмет в третий раз, то лишается права требовать капитал; очевидно, что третные проценты превышали цену самого капитала» [22; с. 623].
В. О. Ключевский по этому поводу писал: «Капитал чрезвычайно дорог: при краткосрочном займе размер месячного роста не ограничивался законом; годовой процент определен одной статьей Правды “в треть”, на два третий, т. е. в 50 %. Только Владимир Мономах, став великим князем, ограничил продолжительность взимания годового роста в половину капитала: такой рост можно было брать только два года и после того кредитор мог искать на должнике только капитала, т. е. долг становился далее беспроцентным; кто брал такой рост на третий год, терял право искать и самого капитала. Впрочем, при долголетнем займе и Мономах допустил годовой рост в 40 %. Но едва ли эти ограничительные постановления исполнялись» [44; с. 302].
А. Е. Пресняков находил, что законодательство Мономаха «имело целью ввести в определенные рамки обострявшуюся социальную борьбу и, поскольку оно ограничивает эксплуатацию меньшей братии, должно быть названо актом самозащиты социальных верхов перед напором раздражения черного люда» [72; с. 248].
М. В. Довнар-Запольский считал эту статью не заменою статьи 51, а законом, «дополнительным к предшествующему», на «непосредственную связь» с которым указывает уже «весьма любопытное надписание: “а се уставил”. Мономах в совещании с мужами “уставили до третьего раза, оже емлеть в треть куны”, т. е. они издали закон, предвидевший такой случай, когда должник не мог в срок уплатить долга и заимодавец воспользуется своим правом взимать в качестве штрафа третной рез более одного раза».
Для Довнар-Запольского это – «непосредственное продолжение закона о месячном резе, развитие этого закона и ограничение заимодавца, не приступившего своевременно ко взысканию капитала и %% с имущества или лица должника в целях получения третного реза». Довнар-Запольский считал, что, согласно постановлению Мономаха, «заимодавец, давший капитал, на условиях месячного реза, мог только два раза воспользоваться оплошностью неоплатного должника, т. е. дважды, на основании предшествующей статьи, получить третные резы. Если же заимодавец возьмет трижды третной рез, то он лишается права взыскивать капитал (“паки ли возьмет три резы, то иста ему не взяти”); лишение права взыскивать капитал было той пеней, которую нес заимодавец» [30; с. 201].